Наконец, они достигли приречных зарослей и выбрались на заросшую молодыми берёзками дорогу, ведущую к соединяющему берега реки мосту. Беглого взгляда на мост достаточно было, чтобы понять, что он пришёл в полную в негодность – брёвна настила частично отсутствовали, а из тех, что ещё уцелели, некоторые опасно шатались. Большого труда стоило перебраться на тот берег.
Отдышавшись, Даргед взял вправо от моста. Прошагав немного по влажной земле, гиалиец сказал: “На сегодня хватит. Расположимся на ночлег в этой ложбинке. Вечером можно будет развести костёр, огонь заметят только, если заглянут между этими двумя холмами”. Он свернул от берега в ложбину, которая делала слабый поворот, так что место ночлега было надёжно укрыто от чужих взглядов.
-Интересно, как мы будем отсюда выбираться, если нас настигнет погоня? – устало спросила Дандальви.
-Между холмами можно легко подняться из долины в степь – сказал гиалиец – Кроме этого на ночлег можно расположиться на вершине правого холма, там есть старое укрывище наших следопытов. А в ложбине мы только приготовим поесть. Правда, на вершине можно околеть от ветра, сейчас как раз тянет с севера.
Про себя изгой отметил, что дни бегства и скитаний сказались на поведении княжны. Дочери воина и сестре воинов приходилось постоянно общаться и со свободными простолюдинами, и со слугами и рабами, и с благородными аганами (в отличие от жен и дочерей знати Улейда, проводивших большую часть своей жизни на женской половине под бдительным оком старух или евнухов), и она не была чересчур нежным и избалованным созданием - уж в этом-то Даргед успел убедиться. Но жизнь во дворце не предполагала постоянного ожидания возможных опасностей. Сколько раз гиалийцу приходилось объяснять ей самые простые и очевидные вещи, которые должен знать не то что беглец, но и просто путник в дикой и безлюдной местности. Теперь же то ли постоянные терпеливые объяснения, то ли последние их злоключения, то ли всё вместе взятое принесли свои плоды.
-Тогда лучше уж останемся здесь – предложила дочь ард-дина.
Скинув заплечный мешок, Даргед сказал ей: “Я соберу сушняк для костра, а ты пока отдохни”.
-Я пойду, схожу к реке – сказала Дандальви.
-Хорошо – согласился он - Заодно посмотришь, всё ли тихо.
Дочь ард-дина подошла к берегу реки, скинув сапоги, она прошлёпала босыми ногами по вязкому илу и добралась до камней, торчащих из воды. Усевшись на обкатанный веками валун, девушка опустила измученные, стёртые в кровь, ноги в холодную весеннюю воду. Боль постепенно отпускала. Накатывали оцепенение и усталость. Солнце опускалось всё ниже и ниже, погружаясь в длинные и узкие облака, висевшие на горизонте. А Дандальви всё сидела и смотрела на медленно текущую речную воду, на противоположный, западный, берег, низкий, покрытый густым кустарником, на степь с небольшими рощами деревьев. Даргед уже развёл костёр, из ложбины вкусно пахло кашей, а она всё сидела и смотрела.
“Еда готова, любимая” – раздался голос гиалийца над головой. Дандальви от неожиданности вздрогнула. Тоскливым взором она посмотрел на него, снизу вверх. “Устала?” – участливо спросил Даргед. Девушка молча кивнула головой. Гиалиец неожиданно подхватил её на руки и понёс к костру. Пару раз, перепрыгивая с камня на камень, он едва не упал. Сердце Дандальви в ужасе замирало.
“Сапоги” – сказала дочь ард-дина, когда он опустил её на охапку прошлогодней травы возле огня – “Сапоги на берегу остались”. Даргед поднялся и исчез в сумерках. Вскоре он вернулся с сапогами Дандальви.
-Поешь – гиалиец протянул котелок с бобовой кашей. Та принялась нехотя черпать варево деревянной ложкой.
-Устала? – спросил Даргед.
-Да – кивнула девушка – И ноги сбила.
-Ну, это поправимо – сказал гиалиец и склонился над вытянутыми к огню ногами Дандальви, что-то шепча.
Вскоре девушка почувствовала, как отступает боль и уходит усталость. Аппетит вернулся к ней, и котелок был ополовинен в два счёта. Теперь, когда сбитые ноги больше не отдавались болью, а от костра тянуло ласковым теплом, Дандальви стало стыдно за истерики и крики в те дни, когда усталость клонила к земле, а на пятки наступала погоня. Лицо её залило краской, когда она вспомнила, как отказалась идти дальше, а Даргед перекинул её через плечо и полночи тащил на себе, сам едва не падая от усталости. Девушка подняла глаза. Гиалиец смотрел на неё своим обычным загадочным взглядом, в котором было сразу всё: и лёгкая ирония к самому себе и остальному миру, и нежность, и жёсткость, и обещание чего-то, чему нет имени.
-Прости меня, Даговорг – виновато произнесла Дандальви.
-За что? – удивился гиалиец.
-За всё – сказала она – За то, как я вела себя в последние дни. За то, что свалилась тебе на голову. Ведь если бы не я, то тебя бы не стали ловить с такой настойчивостью.