Деревянный хлеб. Части 1-4

Санузел приятно удивил текущей из крана теплой водой… Похоже, объявленный круглосуточный режим работ, не пустые слова. Мелочь, а приятно. К накопительному баку ночью приделали газовую горелку, его дно теперь лижет бледное пламя… Интересно, а можно, нечто вроде, соорудить и для отопления «жилых модулей»? Потолочная лампа светит, но не греет, а встроенная печка, как мне кажется, рассчитана на электричество… Не! К чертям собачьим. После вчерашних разговоров про угарный газ — боюсь. Лучше проснуться замерзшей, чем уснуть навечно в тепле и уюте… У входа переминается с ноги на ногу невысокий лысый тип семитского вида, источая аромат горелых гренков из стоящей у ног сумки. Через просвет молнии выглядывает крышка термоса. Завтрак?

Понимаю, что всем сейчас плевать на посторонних, но глубоко внутри неприятно кольнуло. Второй день как я вдова, а вокруг «опустевшего гнезда» уже вовсю вьются мужики… И я их принимаю. А «модуль», между прочим — двухместный. В условиях скудости быта, могли бы и «уплотнить с подселением»… Хотя, наверное, в моем одиночестве на просторной жилплощади свой резон. Палаток осталось много. Гораздо больше, чем есть в лагере людей. А вот женщин, по сравнению с мужчинами — мало… Логично предположить, что такая свобода — намек на известную вольность отношений, обостренную «фронтовой обстановкой»… Вот уж кем никогда себя не представляла, так это «военно-полевой женой» в худшем смысле этого слова. Володя б убил за один намек… С другой стороны — мне выдали пистолет… Сразу. И Ленке филологине — выдали. Той, которая бегает на склад к саперу Кротову… Почему-то револьвер. Она мне вчера показала. А кормящую маму Голдан, от греха, вообще спрятали на этом складе от всех. Намек прозрачный — «насилие недопустимо, но, если по доброму согласию…» А куда одинокой девушке деваться? Разве, постепенно привыкать… к перспективе скоро стать «падшей женщиной».

К счастью, новый завхоз сразу показался мне приличным человеком. Не потому, что начальник. Плевала я на всех начальников (дома тоже плевала, кстати, отчего и карьера — ёк…), позиция Ахинеева в этом вопросе мне даже симпатична. Но, он-то мужик! Так вот, этот самый Лев Абрамович (господи, даже к нам в дыру пролезли евреи), тоже мужик. В самом житейском смысле слова. Во-первых, он принес пожрать. Без всяких ужимок сходу вручил два теплых свертка с, как он сам выразился, «хлебцами». Завтрак и обед. Во-вторых, поделился «чаем» (который не чай, а та трава, что мы вчера пили в штабе). В-третьих, вручил солдатскую фляжку с тем же самым «чаем», а то из лесных ручейков воду пить не рекомендуется. В-четвертых, рассказал новости… Хорошая — печево, из грибной муки, с добавкой лука и жира, можно есть. После первой пробы (её отведали сами пекари) все до сих пор живы. Плохая — вчерашние запасы грибов за ночь смололи в ноль. Поэтому, сегодня все свободные руки (включая мои) брошены на заготовку даров природы. Погоду обещают хорошую, но дорог каждый час. Страшная — возможно, с рассветом лагерь попытаются атаковать вернувшиеся из неудачного похода «завоеватели». Все лишние для его обороны люди — отправляются в лес. Подходы — минируются. Канат «для проезда пассажиров» уже перетянули так, что он позволит быстро отправить грибников к месту работы. Удастся ли разрешить инцидент без стрельбы — пока не ясно.

В принципе, трапеза прошла гораздо душевнее, чем я опасалась. Дяденька старательно пытался меня хоть немного развеселить… и преуспел. Прекрасно владея русским языком — специально корчил «классического старого одессита». Под горелые лепешки (действительно съедобные) и несладкий отвар. А на прощанье — выдал «информацию к размышлению». Закатанную в пластик пожелтевшую бумажку. Древнюю, как говно мамонта и когда-то распечатанную в типографии тиражом в сто тысяч экземпляров, армейскую суточную «Норму N 1», образца 1990 года. Не иначе, в каком-то сейфе с БДК раскопали…