Деревянный хлеб. Части 1-4

— Медленно и молча… Галина Олеговна. Не делая резких движений, — вот как, оказывается, берут «языка»…

Да-с… Солдатику, который должен нас охранять от медведей и врагов, как теперь выяснилось, повезло меньше моего. Сидит с кляпом во рту и скрученными за спиной руками. Уже без автомата… Нападающих двое. Напряженные лица, усыпанные лесным мусором маскировочные накидки. Разведка. Логично… Высадились на берег и обошли лагерь по дуге. Скорее всего, долго наблюдали за ним с заросшего кедровым стлаником склона. Теперь — кульминация. Проверка «материала» допросом.

— Полковник Ибрагимов жив? — блин, с трудом вспомнила, что именно такая фамилия у меня по паспорту «прикрытия».

— Убили… Вчера на рассвете… — я жалуюсь или информирую? Кто мне эти двое, враги или союзники? Сдается, они и сами не определились. Иначе разговаривали бы не в пример грубее.

— За что? — вот и у меня никак в голове не укладывается. Что ответить?

— Просто убили. Из засады… — не хочется такое говорить, но когда на тебя смотрит черная дырка ствола, что-то стимулирует откровенность, — Когда он вернулся за мною…

— Вас репрессировали? — что за бред, — Вам угрожали? — а… видимо, он пытается нащупать словесный контакт.

— С чего такие мысли? — тупо обыскать справляющую нужду женщину им в голову не пришло. Пацаны…

— Над лагерем поднят красный флаг… Там мятеж? — угу, значит, со стороны, моё текущее занятие смотрится, как принудительные «общие работы»… А что? В принципе — логично. Жена «врага народа»? Из чистенькой лаборатории — марш в лесное говнище.

— Не-а… — надо попробовать улыбнуться, — Это у нас — «Продовольственная программа» (ну и словечко).

— А, зачем? — удивление в голосе звучит вполне искренне. Интересно, морпехи действительно не в курсе ситуации?

— Отплывая, вы утащили с собой весь наличный запас продуктов. «Дыра» — закрылась навсегда… Что же нам теперь, с голода подыхать? — моргает глазами…

— Мы не знали! — ага, тон изменился, — Нам не сказали, — похоже, меня по-прежнему считают начальством. А скорее всего — запомнили в обществе настоящих начальников.

— И что теперь? — хороший момент привстать с корточек, одновременно поддернув брюки. Получилось…

— Значит, у вас тоже совсем есть нечего? — непроизвольное движение кадыка скрывает голодный глоток.

— У нас — уже есть кое-чего, — передразнила в тон, — А у вас? — хотят казаться большими и грозными, а сами — сущие школьники…

— Вот… — автомат доверчиво отведен в сторону. На грязной ладони небольшая размятая шишка, — Нарвали. Там орехи… Маленькие, вроде семечек, — новое дерганье кадыка, — они не ядовитые? — м-м-да, «дети асфальта».

Кедровый стланник в окружении зарослей ягеля на склоне горы

Сперва хотела напомнить свой собственный спич про «ягодку для судебно-медицинской экспертизы», но, взглянула на пришельцев повнимательнее и устыдилась… Оба грязные и ободранные (заросли стланика — естественная полоса препятствий), наверняка не выспавшиеся. Небось, с ночи на гору пробрались и там питались подножным кормом, орешками всухомятку. Кажется, эта парочка из «новеньких», прибыли с самой последней партией «срочников», угодивших в «аномалию». Лиц не помню

— Четыре часа после еды прошло? — кивает, — Значит, будешь жить. У кедрача в шишках всё съедобное. И ядра орехов, и скорлупа, и даже чешуйки…

— Спасибо!

— Что дальше делать будем? — слышал бы кто со стороны наш разговор — обхохотался. «Язык» спрашивает у разведчиков — что они собираются предпринять. Мир вверх дном…

— В рации аккумулятор сел, — уныло отвечает военный держащийся поодаль, — И у него — сел, — отвешивает ногой пинок связанному «караульному», — Часы тоже стали. Вода попала… Сколько сейчас времени?

— Скоро будет десять утра…

Вдалеке хлопает одиночный выстрел. Ещё… Вот так! Голоса и музыка со стороны лагеря не доносятся, а стрельбу слышно. Автоматная очередь… Совсем короткая. И сразу ударяет по ушам тишина. Даже ветер затих. Молчание длится, длится, длится…

— Что там? — первым не выдерживает любитель кедровых орехов. Это я должна знать? Сходи, да спроси…

— Ы-ы-ы-ы… — связанный боец призывно мычит и отчаянно крутит головой. Он тоже услышал пальбу.

— Развязывай, уже можно! — ох и тащусь я с этих военных… Готовы подчиняться любому, кто бы ни отдал приказ решительным голосом. Самим проявить инициативу в мутной обстановке смерти подобно. Жертва захвата кашляет и плюется.

— Отвоевались! — доносится первое внятное слово, — Руки развяжите! — две пары глаз вопросительно смотрят на меня.