Деревянный хлеб. Части 1-4

Примеров хладнокровного истребления государством своего собственного гражданского населения — в мировой истории выше крыши. Мало кто задумывается, что государство питается жизнями людей и без этого «корма» существовать не способно. Просто война — всё противоречия обостряет. Для Соколова, однако, любое напоминание о истинной природе власти — как ножом по сердцу. Вот и сейчас.

— Хорошо… Но когда-то этот беспредел всё равно должен был вылезти на поверхность?

— Он и вылез… Скоро. Как правильно замечено — это было «палево». Уже весной 1942 года — руководство Ленинграда начало предпринимать титанические усилия по созданию «положительного образа» тотального голодного мора осени-зимы 1941 года (стирая из памяти «неудобные подробности»). Причем, достаточно успешно. В отличие от помпезного проекта «Музея Обороны», предназначенного «для внутреннего употребления», многие пропагандистские находки — им пришлось выносить на «общесоюзный уровень»… В болтологии — ленинградские товарищи были «профи». Тут они справились.

— Например?

— Ой… Чего стоит только тщательно вычищаемая из художественной литературы «про войну» тема массового производства и употребления в Третьем Рейхе так называемого «синтетического меда». Вот нельзя про него писать — и всё тут… Не было у немцев никакого «синтетического меда»! Вопрос «почему его не делали в СССР», таким образом — сразу отменялся автоматически. Простенько и со вкусом. Вплоть до самого конца Перестройки — тема «синтетического меда» оставалась у нас жестко табуированной. Фронтовикам — заткнули рты. Мемуары подвергались свирепой цензуре. А если что-то и прорывалось в печать, то случайно, по недосмотру и в переводах авторов из стран «социалистического лагеря». Подобные исключения можно перечислить по пальцам одной руки.

— Было такое! — подтвердил Ахинеев, — Когда, в конце 60-х годов, у нас переводили повесть Януша Пшимановского «Четыре танкиста и собака», в первом издании, про «искусственный мед» — ещё было. Странно, если бы не. Книжка же написана фронтовиком, для западно-европейской аудитории, которая этот самый мед во время оккупации регулярно употребляла. У меня есть уникальный экземпляр 1967 года. А уже в следующем «воениздатовском» двухтомнике — крамолу вычистили. Помню, удивлялся…

— Мне попадалась другая книжка… — оживился завхоз, — Григорий Бакланов, «Пядь земли», 1959 года издания. Там голодные герои лакомятся трофейным «синтетическим медом», добытым в подбитом немецком танке. Радуясь, что «так воевать можно». Но, больше — что-то тоже не припомню… Учтите, книжки «про войну», в детстве и юности — я глотал без счета. Многими сотнями.

— Справедливости ради, — пути информации неисповедимы, — в последний год войны, по свежим впечатлениям, некоторые подробности о германском сахаре из древесины в советскую периодику попадали. Понятно, обидняками. Уже в 1944 году про эту технологию писал журнал «Техника-молодежи», невнятно ссылаясь на «передовой зарубежный опыт». После войны — тематику сразу засекретили. Только в 1958 году, на волне «оттепели», в Советском Союзе стали доступны некоторые переводные материалы. Пробел в освещении темы получения «сахара из опилок» (о котором хлопотал ещё Ленин в 1919 году) до сих пор заметен в отечественной специальной литературе. С конца 30-х и по начало 60-х годов — она никак не отражается даже в кратких библиографических обзорах «истории вопроса». Не было, забудьте! Прославленный «священный канон» истории Блокады — никакому сомнению или ревизии не подлежит. Вот…

Вроде бы убедила. Точнее, забила голову начальству «неактуальной» в текущий момент информацией. По его личной просьбе и с его же высочайшего согласия. Интересно, во что это выльется?

— Идею массовой заготовки осенью-зимой 1941 года съедобных корневищ камыша — потом тоже обхаяли задним числом? — каудильо потрясающе догадлив, — И тоже сохранились имена и фамилии?

— Разумеется! Можно попросить передать планшет? Ага… Вот, посмотрите сами:

Тысячи гектаров сплошных зарослей съедобных дикоросов на окраинах современного Санкт-Петербурга