Деревянный хлеб. Части 1-4

— Пхедставхяете? Меня, ха хлаха, ухе нахвали Хеббельсом… — и этот про фашизм. Как сговорились… — Хриша, нахивай! — Добрая половина диванчика исчезла под тушей запоздавшего гостя, — О чем спохим?

— Чем фашизм отличается от коммунизма… — Соколов, как оказавшийся в центре застолья, аккуратно наполнил стаканчики, — Они меня с ума сведут… — скептически понюхал жидкость, — За прекрасную хозяйку!

— Он обманывает, — «серый» изящно обернул корявый бутерброд кусочком бумаги и откусил, не уронив ни одной крошки, словно посетитель светского раута, — По умолчанию, любые демократические режимы принято называть «тоталитарными». Там, для всех членов общества, действуют одинаковые моральные нормы. В отличие от «элитарных» политических систем, где мораль — сословная или кастовая. Различия в деталях. Фашизм (согласно Муссолини) — это корпоративное «государство-семья», во главе с вождем. Зато, при коммунизме — и государство отмирает, и вождь, соответственно, больше не нужен. Полное народное самоуправление. Анархия с человеческим лицом…

— Вот бы хоть одним глазком взглянуть на такое счастье… — Соколов страдальчески возводит глаза к потолку, — Забодали! Ни сна, ни отдыха, ни свободной минутки…

— Наличие вождя априори предполагает в обществе стройную «вертикаль власти» или «иерархическую пирамиду», — ровным голосом продолжает «серый», — а корпоративная мораль хорошо купирует социальные конфликты. За что Муссолини с Гитлером так дружно полюбили пролетарии, клерки и буржуи. Гнобить членов «семьи», которые, в отличие от простых подданных, уже не быдло, а «члены корпорации» — моветон… А социальный мир, он дорогого стоит. Фашизм ведь действительно сгладил социальные противоречия, направив внутреннюю энергию агрессии вовне. «Война — это бизнес, а бизнес — это война…» Не случайно же большинство современных корпораций наперебой вводят у себя «элементы фашизма», начиная от «формы фирмы», «гимна фирмы», который сотрудники поют при подъеме «флага фирмы» и кончая ритуальными совместными обедами. Оно работает и хорошо работает…

— С фашизмом, как выяснилось, мы здесь пролетаем… «Царь не настоящий!» — мрачно цитирует «дядя Гриша» старую советскую кинокомедию, — Галочка, кажется, мы вас прервали. Пожалуйста, продолжайте…

— Да что я? — как называть «серого» мне так и не сообщили, — Про элитарную мораль хорошо сказали. Всякая армейская структура мирного времени, по сути, является замкнутым «анклавом феодальных порядков», а её представители — яркими носителями «сословной морали». Себя они считают аристократами, а окружающих — холопами. Любую форму «равенства» понимают, как личное смертельное оскорбление. Это на фронтовой передовой все равны. Сходные средневековые порядки традиционно царят и в академической науке… Как с этим бороться? Ну, наверное, можно устроить провокации для самых недовольных… Например, как-нибудь ненавязчиво дать возможность нагадить… Когда они думают, что находятся вне зоны контроля. И этим дать разоблачить себя. Ну, как студенты в общаге воров ловят…

— Давно! — угрюмо скалится Соколов, — Считай, само вышло… «Русский мужик задним умом крепок…»

— Майора Логинова, — предупредительно поясняет мне «серый», — неделю назад уличили в вылавливании кусков мяса из котла-термоса, предназначенного для отправки «дальним» бригадам. Что особенно противно, урод «шакалил» не от голода, а по «принципиальным соображениям». Примерно, как если один сосед по коммунальной квартире подкидывает другому мыло в суп, стоящий на общей кухне. Не ради выгоды, а из чистой ненависти…

— Да… Такие закидоны, совместными обедами и парадными построениями — не лечатся… — вздыхает «дядя Гриша.

— Понимаете, Галина… — фляжка повторно, взмывает над столом — У меня разное в практике случалось… Но, что бы взрослый женатый мужчина в зрелых годах сотворил злую подлость только «из детского чувства протеста»… — стаканчик почти скрылся в могучей лапе Соколова, — За то, что бы подобное никогда больше не повторялось!

— Вы ошибаетесь, — теплый спирт стукнул в голову и, наконец, развязал язык, — Это не «детское чувство», а могучая биологическая программа. Люди — стадные животные. Ранговый голод у нас сильнее страха смерти.

— Стоп! Тогда, причем тут вообще «организация питания», упомянутая в вашей служебной записке?

— При всем, — в желудке постепенно загорается маленький пожар, а житейское море кажется по колено, — Хомо Сапиенс Сапиенс (так называется современный человек по латыни), как биологический вид, это продукт страшных периодических голодовок. Если у общественных насекомых, с помощью режима питания, из первоначально одинаковых личинок выращивают разные «социальные подвиды» (бесплодных рабочих, солдат и фуражиров, самцов и будущих маток), то у людей резкие изменения привычного рациона (а особенно — сильный голод) являются регулятором социального поведения или, если угодно — «переключателем морали».