– Слушай, а что с портретом девушки? – спросила Аревик.
– Его-то как раз купили. Девица какая-то; сразу три работы взяла… – Вадим отвечал на вопрос, а сам пристально смотрел в угол, пытаясь анализировать происходящее, ведь он вдруг перестал понимать девушку! Раньше понимание приходило само собой (подтверждением чему являлись замечательные отношения в офисе), а теперь все пропало. Рядом находилась, вроде, совсем другая Катя, и он не мог определить, откуда она такая взялась. Нельзя сказать, чтоб ему совсем не нравилось это бередящее душу состояние недосказанности и тревоги, но оно было настолько непривычным, что Вадим просто терялся, не зная, что делать дальше. …А, может, оно и правильно – если раньше надо мной довлела миссия, определенная матерью, то теперь я сам по себе и, естественно, растерялся. Но что я, не разберусь, как мне жить дальше?.. Просто
– Ты не уснула? – Вадим коснулся губами ее волос.
– Нет, но завтра мне тоже рано вставать.
– Зачем?
– На работу устраиваться.
– Зачем? – повторил Вадим.
– Я хочу зарабатывать свои деньги!
Желание выглядело абсолютно нелогично, тем более, по ее собственной версии, до этого она три дня «зависала» у подруги и ни о чем подобном даже не вспоминала, но эта мысль была первой, возникшей в метущемся сознании Аревик. Конечно, ни на какую работу она не собиралась, но ей требовалось срочно найти «девицу» и выяснить ее дальнейшие планы, а помочь в этом могла только Анна… вернее, многоопытная Сусанна Фурмент.
– Ладно, утром поговорим на эту тему, – Вадим вздохнул – похоже, он вообще перестал что-либо понимать в этой жизни.
Занятые каждый своими мыслями они выпили чай с бутербродами, и Вадим принялся разбирать постель, а Аревик стояла рядом, равнодушно наблюдая. Мысли о портрете опустили физическую близость в самую нижнюю часть «рейтинга», и она была благодарна, что Вадим не напрягал ее ласками и прочей ерундой.
– Раз нам обоим рано вставать, будем спать, – поправив подушки, Вадим поднял голову.
Вадим сразу отвернулся на бок, а Аревик осталась лежать на спине. Она собиралась еще о чем-то подумать, но тяжелые веки закрылись сами собой. Это был не сон, а, скорее, забытье, когда сознание уже перестает управлять мыслями, но еще и выключается, громоздя их в самые невообразимые комбинации. Наверное, так рождаются кошмары.
…Тьма замкнулась, но чувством, не имеющим названия, которое появляется только во сне, Аревик ощущала себя в городе. Внизу слышался плеск волн – значит, шла она по мосту. Странно, плеск раздавался совершенно отчетливо, хотя она знала, что от воды ее отделяет бездна. Такая же бездна, как и до луны, неестественно багровой и почему-то ничего не освещавшей; такая же бездна, как до берега, на котором тускло поблескивали купола церквей. Откуда брался отраженный ими свет, неизвестно, но они, будто были вырезаны из фольги. Жуткое состояние всеобщей безжизненности и полного одиночества, нескончаемого, как во времени, так и в пространстве, заполняло окружавший ее мир.
Аревик не представляла, куда идет, и существует ли конечная цель… вдруг луна стала расти (или стремительно приближаться?); от нее отделилась еще одна луна, потом еще и еще, образуя подобие бус. Аревик остановилась, залюбовавшись зрелищем, однако стоило ей перестать двигаться, как раздался оглушительный взрыв. Небо осыпалось багровым огнем и стала видна панорама города. За первым взрывом последовал второй, и так по очереди взрывались все вновь народившиеся луны, превращая мир в ад. С церквей полетели кресты, а из куполов, как из кратеров вулканов, медленно полезла раскаленная лава. Пейзаж вмиг перестал быть узнаваемым.
Правый берег быстро покрывался мерцающей коркой, и лава уже стекала в водохранилище, сковывая его. Вот она добралась до первой опоры моста, охватила ее, и та рухнула, унося с собой часть пролета. Аревик подумала, что это во тьме казалось, будто мир бесконечен, а на деле ее отделяет от берега всего шесть пролетов. Она оглянулась, собираясь отступить к противоположному берегу, но его просто не существовало – вместо «свечек» Северо-Восточного района была сплошная равнина, подмигивающая затухающими угольками.