– Я просто забыла, – Аревик бросила на прилавок еще рубль, схватила пачку и не прощаясь, выскочила наружу. Перебежав дорогу, прыгнула в первую же остановившуюся маршрутку, и только устроившись на самом заднем сиденье, перевела дух – здесь, кажется, никто ее не знал.
Таким образом она пыталась успокоить себя, в душе прекрасно отдавая отчет, что превратилась не в беспомощного младенца, которому приходится всему учиться заново, а является просто другим человеком, и со стороны это должно быть очень заметно.
Аревик так пристально рассматривала пассажиров, что сидевший на заднем сиденье парень, многозначительно подмигнул. Пришлось торопливо отвернуться к окну.
Доехав до знакомой остановки, Аревик свернула в знакомую арку и оказалась в знакомом дворе. Остановилась, пытаясь обнаружить какие-либо перемены. Нет, все, как прежде – вон, Владимир Васильевич из третьего подъезда пошел в свой офис… Взгляд невольно опустился на циферблат часов.
Ноги сами собой сделали шаг, потом еще, и остановилась Аревик только у знакомой двери, так и не решив, что же собирается делать. Ощущение жизни, о которой ей все известно, в которой не надо бояться никаких неожиданностей, но в которую нельзя вернуться, путем непонятных биохимических реакций превратилось в подступившие к глазам слезы.
Аревик опустилась на скамейку возле подъезда и наконец-то достала сигарету. Чиркнула забытой кем-то зажигалкой, и та загорелась. Это была первая удача за сегодняшний день. С удовольствием затянулась, глядя на чуть выступавшее над уровнем асфальта окно; представила картинки под стеклом, шкафы с папками. Наверное, слезинки все-таки выкатились бы наружу, если б громкие мужские голоса не отвлекли ее от мысленного созерцания замечательного уголка, где раньше ей удавалось скрываться ото всех.
– …Сергеич, а ты мудро на кладбище не поехал.
– Виталь, ну, чего я там не видел?
– Не, я б тоже не поехал, но шеф обязал. Сирота, говорит, кто ее хоронить будет? А говорят еще, что самоубийц на кладбищах не хоронят…
– Куда ж их девать? – Сергеич рассмеялся, – тем более, в наше время. Кому там надо, убийца ты или самоубийца?..
Слесаря курили, стоя всего в десятке шагов и абсолютно не узнавали своего диспетчера. Это выглядело даже более противоестественно, чем Татьяна Ивановна признавшая в ней дочь. Значит, зря человеку кажется, будто он оригинален своим внутренним содержанием – внешность, и только внешность…
– Знал бы ты, как она воняла, эта чеченка, – Виталик поморщился при одном воспоминании.
– Так жара – чего ты хотел? – философски заметил Сергеич.
– Жара… В морге-то она в холодильнике лежала, сам видел. И все равно воняла. Чеченка, и есть чеченка…
– Хватит тебе. О покойниках плохо не говорят.
– А я разве плохо говорю? Я говорю, как есть. Хорошо, хоть шеф потом стакан налил.
– Помянуть – это святое…
– Кого там поминать?! Тьфу!.. А сегодня еще ее комнату освобождать. Трусы грязные перебирать, очень оно мне надо?.. Кстати, тебя это тоже касается.
– Нет уж, – Сергеич отгородился от собеседника ладонью, – у меня знаешь, сколько заявок со вчерашнего дня осталось?
– А я шефу настучу, – ехидно предупредил Виталик, – сегодня к вечеру машина придет, так что все вызовы отменяются. Он мне уже ключи от комнаты отдал.
– А мебель тоже на свалку? – сориентировался практичный Сергеич, – а то мне шкаф бы на даче поменять.
– Мебель останется новым жильцам.
– Тогда я лучше поработаю, – Сергеич махнул рукой.
– Ну и зря. Может, чего другое полезное найдешь, – Виталик опустился на скамейку рядом с Аревик.
– Да откуда у нее полезное? Она нищая, как церковная крыса, – Сергеич присел рядом.
– И то правда… слушай, Сергеич, может, на ее место нормальную девку возьмут, а?
– Девку – это не проблема. Сколько их сейчас, бездомных, а тут комнату дают…
– Уж больно страшные они все почему-то.
– А тебе фотомодель нужна? – Сергеич усмехнулся, – гляди, Нинка тебе когда-нибудь яйца открутит и собакам выбросит.
– Кто, Нинка?! – возмутился Виталик, – она у меня по струнке ходит… ну, пока я трезвый, конечно.