Деревянный каземат

– Все не так уж плохо, – сделала вывод Аня, когда они отошли от калитки метров на двадцать, – родственников минимум; работы нет; зато есть богатый любовник.

– Почему ты думаешь, что любовник? – растерялась Аревик.

– Нет, почитатель таланта, – Аня рассмеялась, – меценат, который тебе по десять штук отстегивает… а, вообще-то, ты стерва. Могла б и с матерью поделиться, а то она, бедная, концы с концами еле сводит со своей пенсией, а ты… Кстати, насчет работы, я серьезно. Завтра вечером позвони, а я с начальством пока переговорю, – Аня махнула рукой, останавливая маршрутку, – пока, подруга. Будь умницей.

По инерции Аревик поплелась в свой… «старый» или «новый» дом – ничего другого ей просто не оставалось.

* * *

Проснулась Аревик с тяжелой головой, совсем не чувствуя себя отдохнувшей. Вернее, первая мысль, еще питавшаяся прошлыми ощущениями, была спокойной и умиротворенной – она подумала, что сейчас достанет из холодильника коробочку кефира, сделает бутерброд с сыром и перейдя через двор, окажется в привычном обществе медвежьего семейства и молчаливой, отлитой из металла русалочки. Но мысль эта прокатилась, как большой мяч, который, подпрыгнув, исчез в овраге с таблетками. Тут-то голова и наполнилась тяжестью…

Осмотрела комнату, к которой вчера уже начала привыкать, но сегодня будто забыла, и приходилось все начинать заново.

Весь прошедший вечер они с «матерью» провели за просмотром семейных альбомов. Аревик с любопытством смотрела на голенького младенца, ползавшего по постели. Потом младенец подрос, облачился в розовое платьице и отрастил косички. Потом косички исчезли, а в руках появился портфель. При всех этих превращениях постоянно присутствовали какие-то незнакомые люди, никак не ассоциировавшиеся с понятием «мать», «отец», «дядя Боря» (или он был не Борей?..)

Потом повзрослевшая девочка вышла замуж. Вот, жениха Аревик разглядывала долго и внимательно, прикидывая, как выглядела рядом с ним, и пришла к выводу, что Катя – дура, раз ушла от такого красавца с капитанскими погонами (особенно после того, как он нес ее на руках через какой-то мостик). …Может, его еще можно вернуть, ведь, сколько семей восстанавливаются после развода?.. – но эта мысль была мимолетной, и просуществовала лишь до тех пор, пока страница альбома не перевернулась.

Вообще, наплыв информации оказался настолько огромным, что часам к десяти Аревик перестала в ней ориентироваться, а Татьяна Ивановна все рассказывала и рассказывала о чем-то своем. Казалось, ей самой приятно окунаться в воспоминания, ведь одно, делать это мысленно, охватывая взглядом знакомую хронологическую таблицу, и совсем другое – вслух, пересказывая мельчайшие детали.

Наконец Аревик призналась, что устала. Мать разочарованно вздохнула, видимо, оттого, что Кате так не удалось ничего вспомнить самостоятельно, но потом они обе решили, что ночь должна все расставить по своим местам.

И вот ночь прошла. Ничего не изменилось (да и не могло измениться), если не считать, конечно, отяжелевшей головы, не желавшей больше воспринимать никакой информации.

Аревик долго прислушивалась к посторонним звукам, и только определив, что Татьяна Ивановна на улице, все-таки встала. Неизвестно, во сколько вставала «настоящая» Катя, но часы показывали половину седьмого.

…Это она меня разбудила, – подумала Аревик, глядя на огромную черную муху, ползавшую по потолку. Выполнив свою миссию, муха угомонилась; счастливая – она могла спать даже вниз головой, а Аревик поняла, что больше заснуть не сможет. Но и просто лежать с открытыми глазами было невыносимо – какой-то беспричинный страх, исходивший от мебели, от вещей, от всего дома спрессовывался внутри так плотно, что сердце даже начинало пропускать удары. Отсюда надо было бежать немедленно!.. С другой стороны, если быть реалистом, то бежать ей пока некуда, и сюда придется возвращаться, по крайней мере, ночевать. Ох, это спасительное, так внезапно возникшее слово «пока»! Какой глубокий смысл в нем заключен! Оставалось только найти ему материальное воплощение.

Аревик выскользнула из постели (за последние ночи ей так понравилось спать голой, что она решила узаконить это приятное нововведение); сладко потянулась. Да, диван здесь гораздо удобнее, чем в ее прошлой жизни, хотя на нем пока и не удалось по-настоящему выспаться. (Опять это «пока»!..) Чуть раздвинув шторы, выглянула на улицу, и увидела Татьяну Ивановну, склонившуюся к грядкам. Вот бы проскочить мимо нее незамеченной!.. Нет, это вряд ли удастся, зато появилась возможность спокойно умыться, позавтракать, накраситься и уж потом, быстро пролепетав «доброе утро», сбежать в большой город, где, и Аревик, и Катя, по существу, были равны, теряясь в многолюдной толпе.