Вадим с трудом забрался на сиденье. Завел двигатель и не задумываясь, включил кондиционер. Холодный воздух, поползший в салон, остудил мысли. Сейчас это было весьма кстати, иначе он просто не доедет до дома, врезавшись в какой-нибудь столб. Еще раз взглянул на дверь, на продолжавшего стоять там воинственного охранника
Пока Вадим ехал через мост, головная боль почти прошла, но легче от этого стало ненамного. Да, способность мыслить вернулась, но сознание оказалось не в состоянии принять происходящие как факт, совместив две реальности, известную и вновь открытую, а это гораздо хуже мгновенного помутнения рассудка. Вадим решил, что Костя может помочь ему разобраться, раз уж о нем тоже шла речь – вдруг из-за этого непонимания и возникала их патологическая неприязнь?..
Он сразу поднялся на третий этаж и постучал. Постучал громко – казалось, что такой стук должен разбудить даже мертвого, но никто не ответил.
В первый момент он не понял, что вдруг возникло перед ним – что-то большое, чего не было раньше. Вечерний сумеречный свет не проникал сквозь плотно задернутые шторы, и поэтому не позволял рассмотреть новый предмет – возникла только догадка. Хлопнул по выключателю, но в комнате ничего не изменилось; замер, не понимая, почему не зажегся свет.
Глаза стали привыкать к полумраку – на крюке, где должна была висеть люстра, висело тело. Оно медленно вращалось, демонстрируя себя со всех сторон, и Вадим понял, что был готов к этому, только не решался сформулировать, не увидев собственными глазами. Разве по-другому они могли спокойно поговорить с Костей?..
Прошел вдоль стены, чтоб ненароком не задеть покойника, и включил настольную лампу. Словно вычислив местонахождение гостя, тело тут же повернулось к нему лицом, демонстрируя высунутый язык, вылезшие из орбит глаза, вздувшуюся вену на шее. Голова, склонившись на бок, тоже разглядывала Вадима со своей недосягаемой высоты. Рядом валялся стул и разбитая люстра, а по всей комнате были разбросаны наброски к незаконченным (или не начатым) картинам и натянутые на подрамники чистые холсты. Казалось, перед смертью Костя искал то, что смогло бы остановить его.
Со стола, сама собой скатилась пустая бутылка. Вадим вздрогнул. Увидел стакан, недоеденный кусок хлеба и полную окурков пепельницу, из-под которой торчал листок бумаги с нетвердыми корявыми строчками. Повернул лампу, чтоб было удобнее читать. «Смысл отсутствует. Все, что мне предначертано, я сделал, и, клянусь, теперь жалею об этом. Надеюсь, Бог простит меня, но для этого придется немедленно отправиться к нему лично. Брат, очень прошу, сожги все мои работы…» Под текстом стояла причудливая буква «К», которой Костя всегда подписывал картины. Вадим снова перевел взгляд на тело, и ему показалось, что покойник кивнул, подтверждая свое завещание.
Странно, но чувства утраты или одиночества не возникло. Наверное, за сегодняшний день Вадим столько узнал про загробный мир, что слова о встрече с Богом уже воспринимались буквально. Он даже смог представить, как Костя в своей мерзкой желтой рубашке стоит перед величественным седым старцем, похожим на Деда Мороза с посохом в руке.
– Добрый вечер, – сказал он, услышав голос в трубке, и тут же подумал:
– А вы кто?
– Я – брат покойного. Вернулся с работы, а он висит.
– Сейчас приедем.
Вадим медленно побрел вниз. Он чувствовал, что наступил некий критический момент, после которого жизнь круто изменится, и от него самого зависит, в какую сторону. Наконец-то появилась возможность выбора, только из чего выбирать? Обычно судьба подсказывала хоть какие-то варианты…
Задумчиво вошел в комнату. Его взгляд, как всегда, столкнулся с глазами на портрете, и вдруг Вадим понял, что больше не желает с ними общаться – из них будто ушла та жизнь, в которую они играли каждый вечер. С чем было связано подобное ощущение, Вадим не знал – то ли со смертью Кости, то ли с исчезновением Кати, то ли с бредовой историей о вампирах, которую он услышал от сияния под потолком выставочного зала.