– А если будешь бояться, то никогда и не научишься.
То ли ехали они слишком быстро, то ли эта самая улица оказалась не такой уж далекой окраиной, но постепенно пейзаж стал узнаваемым; а когда они выехали на мост, Катя наконец-то почувствовала себя в родном городе. Теперь она могла ехать долго-долго, беззаботно глядя в окно, но Вадим затормозил, прижавшись к тротуару.
– Катюш, – он положил руку ей на колено, – я опаздываю, поэтому извини. Сама доберешься?
– Ой, конечно!
– Денег на такси дать?
– Ну, ты совсем с ума сошел? Я ж на маршрутках езжу!
– Все равно, на, – он вытащил из бумажника сначала одну оранжевую купюру; потом, подумав, добавил и вторую.
– Зачем столько-то? – изумилась Катя.
– А вдруг ты решишь, что в моей берлоге чего-то не хватает? Туалетный столик – это отдельно, а так, по мелочам.
Только после этих слов Катя осознала, что предложение сделанное и принятое в эмоциональном порыве, оказывается, серьезно, и отыгрывать назад никто ничего не собирается. Чтоб выразить свое состояние от сделанного открытия, нашлись только три слова.
– Я люблю тебя, – сказала она, и чтоб не получить какой-нибудь двусмысленный философский ответ, заткнула рот Вадима поцелуем; потом быстро выпрыгнула на тротуар и послав темному стеклу воздушный поцелуй.
«Лексус» вернулся в поток машин, а Катя подумала, что здесь можно подождать автобус, который довезет ее прямо до дома, а можно прогуляться до маршрутки, так как настроение абсолютно не подходило для общения с матерью. Конечно, она расскажет ей о принятом решении, но не сейчас. Сейчас ее трезвые, правильные рассуждения вызовут только неприязнь, и они обязательно поссорятся, а зачем? Лучше побродить по городу, еще раз все осмыслить, найти достойные аргументы, чтоб мать, и не обиделась, и не считала ее дурой или проституткой. Можно даже пройтись по магазинам, правда, не настолько хорошо она еще изучила свой будущий быт, чтоб делать покупки.
Переведя взгляд туда, где заканчивались пестрые коляски и конструкторы «Lego», она увидела строгую вывеску «Картинная галерея Антиква»; остановилась.
Торжественная тишина, наполненная мягким, ползущим с потолка светом, произвела на Катю впечатление. Она остановилась, едва переступив порог, и растерянно огляделась, не зная, куда идти дальше. Вообще, картинная галерея являлась для нее чем-то абстрактным, сродни библиотеке. Ее знания в области живописи не шли дальше репродукций, а, оказывается, картины бывают самых разных размеров, да и совсем не такие одинаково глянцевые, как в журналах. К тому же, сколько их тут! Это ж, какое надо терпение и желание, чтоб изобразить все это вручную(!) при помощи кисточки и красок!.. В одну минуту она прониклась к людям, способным на это, таким уважением, каким раньше пользовались только артисты, в каждом фильме игравшие разные роли.
Катя уставилась на тоскливый зимний пейзаж, от которого в ушах реально слышалось завывание пурги, а колючая поземка стелилась над заметенной санной колеей.
– Это Козлов. Холст, масло, 590х480. Стоит двадцать тысяч. Очень интересная работа. К ней многие присматриваются, но уже больно цену автор загнул. А, вот, Коля Трощенков. Замечательные городские пейзажи, причем, гораздо дешевле…
Катя обернулась и увидела неизвестно откуда появившегося молодого человека.
– Так это что, магазин? – удивилась она, – а где выставка?
– Выставка там, – молодой человек ткнул пальцем в следующую дверь и отошел, потеряв к Кате интерес.