Деревянный каземат

Правда, во всем возникают непредвиденные обстоятельства. Для начала, «темные» крестьяне посчитали меня бесом и безумно боялись, поэтому на роды к твоей матери вызвали священника. Сам я спокойно относился к церкви, даже посещал, иногда, но я испугался, как бы тот священник не признал моего сына «бесовским отродьем» и не повелел избавиться от младенца. Пришлось священника убить, а заодно и повитуху – на всякий случай.

– Как убить? – растерялся Костя, уже смирившийся с тем, что лучше безропотно слушать, ибо каждый вопрос привносил поток новых пояснений, ничего так и не объяснявших.

– Обыкновенно. Косой. Но это была необходимость, мера безопасности, так сказать. Пришлось самому принимать роды, не зря ж я все-таки был медиком. И тут выяснилось, что родилось вас двое. На братьев я не рассчитывал, но решил, что два шанса даже лучше, чем один. Хотя, помню, тебя я выбрал сразу… Да, оставил я вас с матерью, а сам ушел в лес, иначе б за убийство меня наверняка расстреляли, и пришлось бы сразу возвращаться в портрет, от которого мало что осталось, и как быть дальше? Ждать, пока его, в конце концов, выбросят?.. Нет, мне надо было жить, чтоб вырастить из тебя художника – жене б никогда не пришло такое в голову. Она баба примитивная, хотя и добрая. Мне с ней жилось неплохо, но для нее предел мечтаний – агроном или бухгалтер, в лучшем случае. Представляешь, чего мне стоило отправить ее в город, да еще заставить отдать тебя в художественную школу?.. Правда, я ей тоже кое-что пообещал – подумал тогда, если все получится, ты ж напишешь и ее портрет. Это в порядке вещей – портрет матери.

– Я уже написал его, – сказал Костя тихо.

– И где он?

– У брата в комнате.

– О, там он может висеть до конца света!.. – расхохотался голос, – впрочем, меня это не волнует, пусть остается картинкой – для меня гораздо важнее собственное будущее. Скажи, зачем ты сделал портрет этой…второй женщины?

– А в чем дело? – Костя сообразил, что речь идет об Аревик.

– В том, что ты должен писать меня! Понимаешь, чтоб меня было много!..

– Будет настроение, напишу, а пока виси себе и радуйся! – разозлился Костя, не терпевший вмешательства в творчество.

– Мне этого мало. Я хочу, чтоб ты писал еще и еще, лучше и лучше. Что толку повисеть здесь месяц, а потом отправиться на кухню к какому-нибудь «новому русскому»? Это ж почти, как валяться на чердаке! Это я уже проходил!.. Я хочу в Третьяковку!.. На худой конец, в музей современного искусства!

– До фига хочешь!..

– Я хочу столько, сколько ты можешь.

– Да не собираюсь я писать портрет отца, которого никогда не видел!.. Я и это-то не знаю, почему написал!

– Зато я знаю. Мне ждать надоело, пока на тебя снизойдет озарение, вот я и явился. Я хочу, чтоб ты сделал много моих портретов, а то вдруг с этим что-нибудь случится?.. Что тогда?

– А тогда по твоей же теории тебя не будет! – злорадно воскликнул Костя.

– Дурак! Как ты смеешь?! Ты хоть представляешь, сколько сил я потратил, чтоб сделать из тебя художника?! Я постоянно являлся твоей матери и внушал, что делать дальше!.. И я смог, потому что знал, во имя чего это делаю! А ты!.. Я могу висеть здесь двести лет и не вернуть того, что потерял!..

– Да?.. – Костя достал сигарету. Все-таки определенная логика во всех этих рассуждениях присутствовала – логика и стройность, несвойственная пьяным галлюцинациям. Тем более, картины, какими бы гениальными ни были, не могут разговаривать – они просто краски, наложенные на холст. Так он к ним всю жизнь и относился, еще со времен художественного училища. Откуда же тогда взялись странные мысли, вылившиеся в этот идиотский диалог? Прямо, сюжет мистического романа, несмотря на то, что Костя не читал их; как, впрочем, и никаких других книг. Проще говоря, это не могло являться вторичной информацией, вдруг воскресшей в сознании. А тогда что? Анализ собственного творчества? Да он еще не создал ничего, что имело б смысл анализировать… если только портрет Аревик…

– И чем тебе не угодил женский портрет? – спросил Костя.

– Да он замечательный и принесет тебе славу, но почему это не мой портрет?! Ведь я сделал для тебя столько, а она… ее наверняка заберут в хороший музей, и она будет кататься, как сыр в масле!.. Это ж несправедливо!..

– Я пишу только то, что хочу, и оставь меня в покое!

– Значит, ты слабак, – голос сделался вкрадчивым, – настоящий гений способен писать заказные работы не хуже, чем возникшие из собственных эмоций. Выходит, я ошибся в тебе…

– Ах, так?!.. – Костю взбесило то, что он, якобы, не сможет чего-то написать, – хочешь! – он стукнул кулаком по колену, – я сегодня же сяду и сделаю лучше, чем эта долбаная армянка?!.. – Костя вскинул глаза… но ничего не увидел – картины сливались со стеной, и глаз больше не было.