Деревянные пятачки

«Вот никогда бы не подумал, что так нескладно получится, — с неловкой улыбкой подумал Евгений Николаевич. — Совсем не такой ожидал встречи... «К другу детства, к другу детства», — передразнил он себя, — а оказывается, друга-то давно уже нет! Но почему? Куда же все это ушло? И почему у одного остается на всю жизнь, а у другого все пропадает, как на засвеченной пленке?» Он задавал себе вопросы, недоумевал, а сам между тем все дальше отходил от дома, прицеливался на него в рамочку для наводки и, когда весь дом вместился, щелкнул. Все же как-никак, а в этом доме он прожил больше года, и бог с ним, с другом детства, если у того ничего не осталось в сердце от той поры, — у него-то сохранилось! В этом доме он жил с родителями. Они тогда снимали угловую комнату, и часто, прежде чем выбежать на улицу, он смотрел вон в то окно — дождь там или солнце. И, если было солнце, будил Костьку, тормошил его, и вскоре они уже мчались к речонке, на которой стояла их рама. И как они радовались улову, как звонко смеялся Костька, вываливая из сетки рыбу в большую корзину, и как, пригибаясь от тяжести, они тащили ее домой. И Костька, озорно поблескивая глазами, говорил: «Вот дома-то ахнут! Обязательно дадут на ириски». И дома ахали, давали на ириски, и они мчались в кооператив, и ревниво следили, как им отвешивал продавец ириски. А потом, довольные, лежали на песчаном берегу и, еле выговаривая слова, — мешала липучая сладость, — смеялись своему косноязычию. И Костька от смеха задирал ноги вверх...

1969

Василиса Прекрасная

На днях я получил письмо из совхоза, от учителя. Совхоз расположен в глубине одной из наших северных областей. Как и многие совхозы, до того как стал им, был колхозом, и поэтому проживающие и работающие в нем коренное население, то есть испокон веков живущие на своей земле, перероднившиеся, знающие каждого как самого себя. Так что, казалось бы, и тайн никаких не должно было быть. И тем удивительнее то, что рассказал мне в своем письме Николай Михайлович — так зовут учителя. Познакомился я с ним в прошлом году на рыбалке, проведя лето в совхозном поселке. Уезжая, договорились писать друг другу, и вот его письмо. Отбрасывая необязательное в нем для изложения главного, все остальное представляю в том виде, в каком оно было написано Николаем Михайловичем.

«...Не знаю, дорогой мой друг, обратили Вы или нет внимание на одну особу женского пола, она еще довольно часто проходила мимо окон дома, в котором Вы жили, идя на ферму или возвращаясь с оной. Чтобы Вы могли лучше ее вспомнить, попытаюсь нарисовать ее портрет. В отличие от всех наших молодых женщин, она обладает изумительной статью — голова у нее всегда несколько запрокинута, так что создается ощущение гордости характера или, я бы даже сказал, волевой силы. И походка у нее легкая, жизнерадостная. По всей вероятности, вспомнили? Она всегда ходила в косыночке, и платья у нее с глубоким вырезом на груди. Василиса по имени. А наши прозвали ее еще и прекрасной. Василиса Прекрасная! Я лично с такой характеристикой вполне согласен. И на самом деле, глаза у нее открытые, синие, губы как молодая вишня и, что редкость в наше время, ямочки на щеках. Сюда еще следует прибавить волнистые, пепельного цвета волосы. Удивительно обаятельная!

Я ее отлично помню ученицей. Кончила она нашу восьмилетнюю школу и дальше не пожелала учиться. Тут я должен в силу объективности сказать, что в школе она не проявляла особых способностей — больше того, бывали у нее и двойки, особенно по техническим предметам, хотя по русскому языку случались и пятерки, особенно за сочинения. Ну, это так, для более полного Вам представления. Так вот, сия Василиса Прекрасная была замужем. Правда, детей у нее не было. Работала же она заведующей парниками. И, должен сказать, работала отлично. Самые ранние в области огурцы, не считая, конечно, тепличных, бывали на ее парниках. То же можно сказать и про редис, так что ее имя довольно часто появлялось в районной и областной печати. Замуж она вышла двадцати лет, и к тому времени, как случиться, о чем я пишу, ей было двадцать восемь, то есть женщина, как говорится, в самом расцвете своих физических данных.