Вениамин Александрович подошел к полке советской литературы. Сколько здесь было знакомых имен! К своему удовольствию, он отыскал «Орлиное племя» — так назывался он, его роман о рабочем классе. Он взял книгу и с грустью убедился, что ни у кого еще в руках она не побывала, хотя прошло со дня выпуска более трех лет.
— Как видно, у вас не так уж много книголюбов? — спросил он.
— Да. Зимой, знаете, берут почаще. Теперь у каждого телевизор, прямо беда. Хоть закрывай библиотеку.
«Вот так, — идя домой, думал Вениамин Александрович, — стараешься, расходуешь серое вещество, а на поверку оказывается — твои книги и не читают. Надо будет об этом поговорить на собрании. Впрочем, не стоит. Против самого себя же может обернуться»,
— А я тебе жареной картошки со свининой приготовила, — приветливо сообщила Елизавета, как только он переступил порог. — Садись-ка, поешь... Надо же, у Мосиных свинья ногу сломала, ну и прирезали. Вот и разжилась мяском.
«Обязательно надо с деталями! — досадуя, поморщился Вениамин Александрович, присаживаясь к столу. — А впрочем, вкусно».
Он съел все и попросил добавки.
— Я знала, что тебе понравится. Ладно, что только Машка ихняя огулялась, а если б супоросая...
— Не надо, не надо! — затряс руками Вениамин Александрович и поспешно прошел в свою комнату.
Вечер он провел довольно скучно и лег спать по-деревенски, чуть стало смеркаться. Но долго не мог уснуть — храпела хозяйка. Ночью часто просыпался, видя во сне какое-то нагромождение из своих книг, которые все рассыпались, а он их все складывал в какую-то пирамиду, и ничего у него не получалось. А рядом возвышался сфинкс и смотрел на него. Окончательно проснулся от чего-то, мешавшего ему наяву. Открыл глаза и увидел у постели, в ногах, того самого парня с притянутой к правому плечу головой и неподвижным оскалом на лице.
— Чего тебе? — несколько встревоженно спросил Вениамин Александрович.
Парень не ответил и все так же неотрывно глядел на него.
— Если хозяйку, то она в огороде, — натягивая на себя одеяло, сказал Вениамин Александрович. Но и на это парень ничего не сказал, продолжая все с той же окаменелой улыбкой глядеть на Вениамина Александровича неподвижными глазами.
— Чего тебе надо? — уже страшась, вскрикнул Вениамин Александрович и вскочил на пол.
— С кем это ты? — донесся из кухни голос Елизаветы.
— Какой-то парень пришел. К вам, наверно! — срывающимся голосом крикнул Вениамин Александрович.
Елизавета заглянула в комнату. Увидела постояльца, торопливо сующего ноги в штаны, посмотрела на парня.
— А, Миша пришел, — певуче сказала она. — А я и не видала. Как же это ты миновал меня?
Но и тут парень промолчал.
Елизавета прошла к буфету и вернулась с конфетой.
— На-ко.
Парень, не глядя, взял конфету, сунул в карман, но в лице у него ничего не изменилось.
— Вот так и будет стоять хоть час, пока не скажешь, — и Елизавета чуть повысила голос:— Куда идешь, Миша?
— Куда идешь, Миша? — глухим, неразвитым голосом повторил парень, тут же повернулся и вышел.
Вениамин Александрович недоуменно поглядел на Елизавету.
— Не в своем уме он, — пояснила она. — Давно, еще мальчонкой, ездил с отцом в лес. Отошел от него и пропал. Сколько батька ни звал, ни искал, не мог найти. Через три дня сыскали его с солдатами да из других деревень с народом. Вот с тех пор мальчонка и тронулся. Ну-ко, сам посуди, трое суток в лесу одному, трехлетнему. Вон уж какой вырос, а все не в себе. Другой раз все дома обойдет. Встанет молчком и стоит. Ничего не просит, никого не трогает. Что спросишь, не отвечает. А как скажешь: «Куда идешь, Миша?» — тут же повторит и уйдет. А то у столба встанет, ухо приложит, слушает. Все равно как ребенок...
«Куда идешь, Миша?» — записал Вениамин Александрович, так, на всякий случай, хотя и сознавал, что вряд ли пригодится такой Миша для будущей повести.
Сидя у окна в ожидании завтрака, Вениамин Александрович понаблюдал за какими-то серебристыми птичками, стремительно летавшими высоко в небе. И записал это. Затем поглядел на улицу и записал: «Вдоль дороги шагают столбы».
— Ну и храпел же ты седни, Вениамин Лександрыч‚— сказала Елизавета, усаживаясь с постояльцем за стол. — Как баба-то твоя терпит.
— А мы с ней в разных комнатах спим, — сухо ответил Вениамин Александрович. Ему очень претил этот ее грубый тон, но терпел, куда ж денешься!
— Так и я с тобой не в одной комнате сплю, а вся измучилась. Ну-ка, ночью в самый сон разбудил.
— Да ведь ты тоже храпишь, да еще как! — пошел в наступление Вениамин Александрович.
— Так я дома. Я — хозяйка, могу и храпеть, — засмеялась Елизавета. — А ты горазд, ой горазд храпеть. Уж думала, можа, задыхаешься.
После завтрака Вениамин Александрович вышел из дому, и тут к нему подошел сосед — молодой мужик Николай Медведев. Был он высок, белокур, синеглаз, руки засунуты в карманы блестящих от мазута штанов. Подошел и строго спросил:
— Ты чего сюда приехал?
На Вениамина Александровича пахнуло тяжелым перегаром водки и табака.
— Отдыхать, — отстраняясь, ответил он.
— А где буду я отдыхать? У тебя?