Деревянные пятачки

«Что же это такое?» — хочет спросить Витька, но спрашивать боится. Далеко-далеко виднеется катер. Вроде он идет к ним. Капитан все чаще и тревожнее посматривает на него. А чайки орут, их тысячи. И все равно не управляются с выброшенной мертвой рыбой. Она уже, как пена на солнце, сверкает своей белизной. Рыбаки тяжело дышат, все потные, и Витька потный, хотя и не понимает, что происходит, зачем выбрасывают первоклассных сигов. Правда, они не крупны, каждый, как на подбор, граммов двести, больше не будет. Но Витька и такому бывал всегда рад, когда он попадал на удочку. А тут целый косяк завалился. Но он ничего не спрашивает, он понимает: значит, так надо. Только зачем так надо, ему еще невдомек.

А катер все ближе.

— Быстрей! — И капитан матерно ругается. А чайки орут, вот теперь они уже стонут, даже плачут. Со всей Ладоги, черти, собрались. И рыбы уже не видно. И на палубе ее нет. Вся за бортом. А катер еще далеко, хотя и можно его разглядеть.

— Тральщик, — успокоенно выдыхает капитан. — Пошли скорей.

И механик срывается в свое машинное отделение. И вот уже капитан резко разворачивает штурвал, и катер М-24 уходит в сторону. Идет без сетки. Легко. И все дальше серебряное пятно чаек. Они сидят на воде. Отдыхают. Сытые.

— Дядя Митя, зачем бросили? — спрашивает Витька тралмастера.

— «Незаконник» попал, черт его сунул. Ладно, хоть на инспектора не нарвались.

Легкий, освежающий ветерок проносится по палубе. Смывает в Ладогу рыбий настой. Сушит крашеные доски.

То, что несколько минут назад произошло, глубоко потрясает Витьку. Выбросить столько рыбы... Зачем же так делать? И рыба погибла, и пользы никакой, кроме как чайкам, этим прожорливым, ненасытным птицам.

— А как же получилось, дядь Мить?

— А так, что не надо было брать частик, — хмуро отвечает тралмастер и, словно досаду, смахивает с коричневого, обветренного лба липкий пот.

Что такое «частик», Витька знает — это мелкоячеистая сеть.

— Новые на станцию поступили, может, на селедку готовили в океан, а попали к нам. Да ведь я же говорил Александру, чтоб не брал, а он ухватился — капроновые. Вот тебе и капроновые... — вздыхает тралмастер и идет к лебедке: пора снова запускать сеть.

— А если еще раз попадет «незаконник»? — говорит Витька, и голос у него становится жалостливым, как у мальца-несмышленыша. Вообще-то Витька — парень отчаянный, он даже с девчонками не теряется и не одну тискал по углам, но тут произошло такое, что ой-ой...

Но тралмастер не отвечает. Просмоленными, в черных трещинах толстопалыми руками он включает лебедку, и мотня отрывается от палубы.

И снова катер М-24 тянет за собой траловую сеть. С широко разинутой, жадной пастью она тащится за судном и слепо захватывает все, что попадает на ее пути.

Капитана сменяет помошник. К этому времени на палубе уже все готово к завтраку. На крышке люка стоит большая алюминиевая кастрюля, в ней уха — первая Витькина уха. Когда варил ее, боялся не угодить рыбакам, а теперь, после всей этой истории с «незаконником», Витька равнодушен, ему наплевать. Но уха нравится, видно: едят и не ругают кока. Сейчас Витька — кок. В обязанности матроса входит еще и готовить пищу, кормить рыбаков. Матрос должен уметь делать все. И все выполнять беспрекословно, потому что он на катере единственный не специалист. Ну что ж, он все делает. Ешьте!

И рыбаки едят. Хлебают молча. Потом, когда уха уже съедена, выбирают рыбу.

— Сигов отобрал на обед? — спрашивает капитан. Килограммового окуня держит на растопыренной ладони и посыпает солью.

— Каких сигов? — спрашивает Витька.

— Дурак, — не глядя на Витьку, бросает капитан. У него большой рот, крепкие белые зубы: когда он смеется, то, глядя на него, хохочут все, но смеется он редко. Сейчас его рот Витьке кажется еще больше, — он его раздвигает от уха до уха, заправляя в него большие куски окуня.

Конечно, надо было бы оставить на обед «незаконников», но он совсем позабыл про это, глядя, как уничтожается первоклассный сижок.

— А все же рыбка ходит, есть рыбка, — наливая из чайника в кружку, миролюбиво говорит механик. Ему лет сорок, на палубе он бывает редко, только когда опускают и достают сеть, а так все время сидит возле своих машин, поэтому на палубе всегда с пристальной любовью вглядывается в Ладогу, в ее то синие, то зеленоватые, то черные воды. Глядит на небо, шарит по нему взглядом, улыбается. — Главное, рыбка есть!

Но ему никто не отвечает. Да и что толку в этом пустом разговоре?

— А если опять попадет «незаконник»? — обращается к нему Витька. Он никак не может забыть серебряное пятно мертвых сигов.

— Какой «незаконник»? — зло спрашивает капитан. — Что ты болтаешь тут? Никакого «незаконника» не было. И не трави мне! Усвоил? — Он поднимается и уходит спать.

Уходит и механик, но, прежде чем спуститься к своим машинам, еще раз окидывает улыбающимся взглядом громадное небо с легкими волнистыми облаками, солнце, зацепившееся за край прозрачной тучки, и воду, которой нет конца и края.