Деревянная книга

С трудом, морщась от боли, хозяйка устроилась за столом, наполнила вином округлой формы бокалы. По вкусу оно напомнило Чумакову сухое молдавское. Ели сыр, картошку-пюре из пакета быстрого приготовления, поджаренные кусочки мяса, которые Галина Францевна называла «котлетами». Дошла очередь и до «презента».

– Каждый день за обедом я выпиваю бокал вина. Но сегодня, ради гостя, выпью два, не возражаете?

Отведав янтарной жидкости с игристыми пузырьками (вино было еще молодое), она восхитилась:

– Ваша жена пишет стихи, варит варенья, умеет делать прекрасное вино – все это так замечательно! Юра рассказывал, что у них тоже было обширное хозяйство и яблоневый сад.

После второго бокала разговор стал более непринужденным. Галина Францевна расспрашивала, как живут Лида и Вячеслав, чем занимаются, сама охотно отвечала на вопросы, увлекаясь воспоминаниями, которых Чумаков старался не прерывать, лишь иногда уточняя детали.

Оказалось, что «мадам Жанна» происходила из старинного немецкого дворянского рода, проживавшего в Бельгии, имевшего свой фамильный герб и прочие регалии, но обедневшего, поэтому средства для существования они зарабатывали сами. Родители были культурными, образованными людьми, сумевшими привить своим шестерым детям любовь к музыке, поэзии, литературе. Когда впервые встретились с Юрием в 1934 году, Жанна работала секретарем-машинисткой на Карл-Цейссе, с увлечением читала Льва Толстого и Достоевского, открывая для себя русских, как глубоких философов и необычайно интересных людей.

Таким она впервые увидела Юру на вечеринке у мадам Ламонт. Затаив дыхание, слушала его рассказы о жизни и нелегкой судьбе, восхищалась его литературным талантом. Он заворожил ее навсегда, и она, невзирая на недовольство родных, вышла за него замуж, поселившись в Брюсселе в русском районе «Юккль». В их двухкомнатную квартиру на Брюгман-авеню приходили эмигранты из России, умные, интеллигентные люди, общаться с ними было легко: почти все хорошо говорили по-французски.

– Там была даже русская церковь, вот она, – Галина Францевна указала на картину, висевшую справа от двери. – Тоже работа Изенбека.

Чумаков заметил, что старушке все труднее говорить. После прогулки, вина и обеда ее явно клонило ко сну.

Словно почувствовав взгляд, она встрепенулась.

– Я, знаете, после обеда обычно сплю час-полтора, извините…

– Ну и прекрасно, я тоже отдохну, – поддержал Чумаков, не желая менять привычного распорядка дня хозяйки.

Он ушел в отведенный ему кабинет и лег, обдумывая услышаное. Как же так? Брюгман-авеню «пятьсот десять» и «пятьсот двадцать два» – это же почти рядом. А из воспоминаний в книгах Миролюбова им с Лидой показалось, что они жили в разных концах города и почти не контактировали, во всяком случае, о каких-то соседских, дружеских взаимоотношениях не упоминалось вообще. С другой стороны, не мог же Изенбек завещать все свое имущество (одних картин около шестисот полотен!) случайным людям. И Галина Францевна говорит, что они дружили. Выходит, Миролюбов в последующем намеренно дистанцировался от Изенбека? Почему? Он также характеризовал Изенбека как человека, «очень много пившего», который к тому же «плохо говорил по-русски». Из слов Галины Францевны вырисовывалось совсем другое: да, выпивал, но работал как одержимый, к тому же никогда не терял ни одного из своих человеческих достоинств. Оказывается, он учился в Петербурге и был сыном офицера Российского Флота! И после этого утверждать, что Изенбек «плохо говорил по-русски…» Тут крылась какая-то новая загадка, тайна, которую Чумаков пока не мог объяснить. Он решил подробнее расспросить о Миролюбове и выяснить, что же это была за личность.

Вячеслав Михайлович еще раз осмотрел комнату. Значит, картины на стенах и вот эти, зашитые в синюю ткань, что у него под боком, созданы тем самым художником Изенбеком, который нашел уникальные дощечки под Харьковом и вывез их в Брюссель. И он, Чумаков, теперь может коснуться полотна, ощутить энергетику автора, запечатленную маслом на многие времена. Только что он беседовал с женщиной, которая связала его с прошлым и людьми, жившими тогда. На этой старинной печатной машинке Миролюбов делал машинописные копии древних текстов. За стеклянными дверцами шкафа в объемных папках лежат его рукописи, которые можно смотреть и изучать. Все это неимоверная фантастика, которая тем не менее происходила на самом деле.

В коридоре послышались шаги, щелкнула дверь ванной, снова шаги. Но Чумаков не спешил выходить. Галина Францевна попросила его утром и после обеденного сна по возможности не выходить из комнаты, пока она не постучит в дверь.

– Я должна привести себя в порядок, вы понимаете?

Чумакова восхитила эта просьба настоящей француженки. Женщина, она в любом возрасте женщина, и не может позволить, чтобы гость, мужчина, увидел ее в беспорядке.

Наконец, послышался условный двойной стук.

– Вы не спите?

– Нет, читаю.

Закончив абзац, Чумаков вышел и увидел в соседней комнате Галину Францевну, сидящую на своем месте за столом. Вооружившись большой старинной лупой, она рассматривала шкатулки.