Все разъяснилось, когда Галина Францевна, указав пальцем вверх, шепотом сказала:
– Вон там, на втором ярусе, прямо над входом находится трон Карла Великого…
Таким образом, все посетители, как и подобало верноподданным, проходили под троном, попираемые стопами божественного владыки. Сидящие внизу также должны были лицезреть короля, не смея показать ему спину. Из двух царящих здесь символов величия – царского и божеского – предпочтение отдавалось первому. Так, впрочем, было всегда, – для избранных бог существовал лишь постольку, поскольку освящал их власть.
Заглянув в одну, вторую капеллу с редкими посетителями, Чумаков с Галиной Францевной покинули Аахен-Дом и медленно пошли по улочке.
Может, сказалась дорога, перемена климата или отсутствие тренировок, но нога все больше давала о себе знать. Усилившаяся хромота, которая вначале была почти незаметна, не ускользнула от глаз опытной медсестры.
– Что у вас с ногой? Вы совершенно не похожи на человека с артритом, однако нога у вас болит серьезно, я вижу.
– Старая рана, после операции, – не стал распространяться Чумаков.
– Что же вы молчали? – строго озабоченно посетовала Галина Францевна. – Вернемся домой, вы обязательно натрете ногу моей мазью, она очень хорошо снимает боль.
Чумаков обратил внимание Галины Францевны на тот факт, что теперь они оба хромают. Это показалось забавным, и он рассмеялся.
– О-о-о, это нехорошо, – не одобрила она. – Вы такой молодой и сравниваете меня с собой, нет-нет, вы должны быть здоровы! А теперь давайте присядем где-нибудь здесь…
Они вновь оказались перед ратушей. Вокруг аккуратные дома, нижние этажи которых занимали в основном кафе, магазины сувениров и ресторанчики, поэтому легкие пластиковые столы и стулья стояли группками в разных местах мощеной брусчаткой площади. Галина Францевна и Чумаков, выбрав ближайшие, сели. Отсюда открывался прекрасный вид на собор, отчетливо выделялись три его главных части: вход, увенчанный острым высоким шпилем, ребристый купол над центральной частью и длинная «шалашеобразная» крыша над алтарем, а также «прилепившиеся» сбоку крыши капелл.
– Вам понравился Аахен-Дом? – спросила Галина Францевна.
– Это история, – чуть подумав, ответил Чумаков, – она такова, какая есть, и тем самым ценна для людей.
– Вятщеслафф Михайловитщ, скажите, а как вы вообще относитесь к религии? Вы, наверное… атеист?
– В общем-то, да, – не отрицал Чумаков.
– Не удивительно, – констатировала Галина Францевна, – ведь атеизм царил у вас последние семьдесят лет.
– А может быть, это время было дано нам, чтобы осмотреться и уже сознательно выбрать свой путь? – возразил Чумаков. – Мне, например, все интереснее и ближе становится наше древнеславянское мировоззрение…
– А я католичка, но не очень прилежная, хотя иногда хожу в церковь. Но раз в год осенью обязательно еду в Бельгию, точнее, в Раэрн, на могилу мужа. А шестого ноября еду в русскую церковь в Брюсселе и заказываю панихиду, потому что это день его смерти. Юра был верующим человеком, вы же знаете: его отец и дед были священнослужителями православной церкви.
Она произнесла «ортодокс», и Чумакову невольно подумалось, что «православие» – чисто русское, славянское понятие. Оно не существует в переводе, поскольку «право-славие» есть «прославление Прави» – основного закона Бытия в философии древних русов. Как и понятие Великого Триглава, перешедшее в Святую Троицу, и древние праздники, и большинство обычаев – все это оттуда, из неведомых многотысячелетних глубин прошлого.
– Должна признать, – продолжала Галина Францевна, – что у нас, европейцев, отношение к религии довольно прагматичное, многие считают ее просто политикой. И этому, наверное, есть причины. Очень хорошо помню, как я сама в детстве дружила с одной девочкой-итальянкой. Мы проводили много времени вместе и были счастливы, но дети есть дети, иногда ссорились, плакали. И тогда родители не забывали напомнить, что семья моей подруги – протестанты, а они, мол, все такие… То же самое говорили о нас, католиках, родители девочки. Постепенно мы стали относиться друг к другу с подозрительностью. «Если она не такая, как я, значит плохая…», – думали мы. Так еще в детстве религия встала между нашей дружбой и разделила нас. Вот не так давно получила я письмо от Юриных родственников из России, а нашего пастора в церкви, куда я хожу, не оказалось. Обратилась к другому, а он обошелся со мной грубо. Видел, что человек в возрасте, с палочкой, тем не менее резко бросил на ходу: «Подождите!» Я ждала, а потом повернулась и поехала к знакомой на другой конец города, она и перевела мне письмо. Я потом своему пастору пожаловалась, а он махнул рукой, мол, доминиканцы все такие… Ответил так же, как мои родители в детстве. Подобное отношение приверженцев различных религиозных течений друг к другу мне не нравится. А как у вас в России? – повернулась она к Вячеславу.