Деревянная книга

Он взялся за другие папки. Одна из надписей показалась знакомой, ну-ка… Родь Андрей Осипович. Постой-постой, мало ли похожих фамилий… Развязал тесемки, так, анкетные данные: родился, учился… А вот и фото… С ума сойти, неужто, Андрей?! Андрюшка Родь, школьный друг и товарищ, добряк, умница, стал священником? Хотя он ведь не скрывал своих религиозных увлечений… Ну-ка, посмотрим, чего он достиг, и о чем докладывают «собратья по кресту». Папка с досье Андрея была объемистой, видно, активности ему, как и прежде, не занимать!

Усевшись за стол и включив лампу, Чумаков углубился в чтение. Только, когда в коридоре загромыхало ведро уборщицы, он взглянул на часы. Был поздний вечер. Вячеслав Михайлович убрал бумаги, закрыл кабинет, спустился на улицу и пошел по тротуару, окунувшись в тревожные раздумья.

А в ближайший выходной отправился на электричке в Подмосковье.

Хлопнула входная дверь, послышались шаги. Вернулся отец Андрей. Увидев в руках Чумакова газету, ничего не сказал и пошел переодеваться. Выйдя из комнаты в рубашке и брюках, так же, молча, уселся напротив, сложив руки.

Чумаков собрал газеты в стопку, отодвинул.

– Андрюша, я ненадолго приехал…

– Не томи, Вячеслав, я же не слепой, вижу, что не просто так в гости пожаловал. Давай, выкладывай!

Чумаков сцепил пальцы в замок и, слегка наклонившись, заговорил. Весь его облик выражал сосредоточенность, и от этого фразы получались короткие и четкие.

– Сейчас везде неразбериха. Я действительно недавно вернулся. Думал – в отпуск, а тут… В общем, я случайно познакомился с твоим досье. Знаю о твоих неприятностях, читал копию письма прихожан, где они просят не переводить тебя в другую область. Ну и еще, извини, там куча доносов, что ты модернист, извращаешь толкование святых Писаний, выступаешь против помазанников божьих – монархов, и вообще, призван заграницей разрушить нашу церковь изнутри. Клеймят за происхождение, короче, грязь всякая, противно говорить…

Отец Андрей напрягся. Все, о чем упомянул Вячеслав, было его болью. Пока они с прихожанами восстанавливали церковь, материально приходилось трудно, но, в остальном, все шло хорошо. Потом начались конфликты с епархией. Кому-то «наверху» не понравилась его излишняя самостоятельность, своеобразие проповедей и бесед с людьми. Особое же беспокойство вызывало то, что в его церковь не просто шли, а валом валили люди разных возрастов, а среди прихожан числились известные политики, певцы и актеры. Столь невиданное «паломничество к храму» не на шутку испугало церковное руководство, привыкшее к тихой застойной жизни, когда даже на большие праздники в церковь собиралось несколько десятков древних старух. Отец Андрей догадывался и даже наверняка знал, что на него докладывали: в последнее время участились всяческие служебные проверки и комиссии, но интерес государственных спецслужб…

– Я в чем-то провинился перед вашим ведомством? – чуть хрипловатым голосом спросил священник.

– Нашему ведомству сейчас не до церковных разборок, своих проблем хватает…

Отец Андрей развернул плечи и откинулся на спинку стула так, что оно заскрипело под его осанистой фигурой.

– Тогда и переживать нечего, – заключил он, стараясь сохранить спокойный, даже беспечный вид.

– Перестань храбриться, это не шутки, Андрей! Не веришь, хорошо, тогда вспомни разговор между тобой и Его Преосвященством…

Чумаков произнес несколько фраз.

Лицо протоиерея посуровело.

– Нас подслушивали?

– Зачем? Его Преосвященство сам написал докладную записку…

– Ни в том разговоре, ни в других не было ничего, что могло бы нанести урон отечеству. Секретов государственных я никогда не ведал и не разглашал.

– А как же «Секретные архивы»? – быстро спросил Чумаков.

– Это очищение во имя истины. Развал хозяйства в нашей стране показал, к чему приводит бездуховность и материализм. Единственный путь спасения – обращение к Богу.

Чумаков качнул головой в знак несогласия.

– А ты помнишь слова Вивекананды: «Я встречал в своей жизни немало духовных людей, которые вовсе не верили в Бога, и может быть, они понимали Бога лучше, чем это когда-либо удастся нам»? Не стоит ставить знак равенства между церковью и духовностью, религией и нравственностью – это общечеловеческие категории. И потом, в редакции, насколько я знаю, большинство атеистов, в том числе и Степанов, как же вы сотрудничаете?

– Любой атеист верит в смысл Бытия, а значит, в подсознании – и в Бога.

– Если под Богом ты понимаешь Вселенную с ее космическими законами мироздания, то я ничего не имею против. Просто многие святые чины из вашего ведомства считают твои толкования еретическими…

– Бог им судия, – махнул рукой отец Андрей. – Господь даровал нам свободу выбора, возможность каждому идти своим путем, ибо без свободы выбора не может быть чистой и искренней веры.