Деревянная книга

«Напрасно забываем наши доблестные старые времена
и идем куда – неведомо.
А когда зрим воспять, говорим,
что стыдимся теперь познавать Навь, Правь, Явь
и все стороны Бытия ведать и понимать…
Только молясь богам, имея чистыми тело и душу,
будем жить с Праотцами нашими, в богах сливаясь в единую Правду.
Так лишь мы будем Даждьбожьими внуками!»[30]

– вслух прочитал окончание дощечки Светозар.

Подняв глаза, он еще некоторое время пребывал под впечатлением увиденного. Потом перевел взор на отца Велимира. Тот сидел, прикрыв веки, голова склонилась на грудь. Похоже, уснул. А, может, еще не вышел из прошлого либо грядущего.

Чтоб не тревожить старца, юноша тихо выскользнул из храмины и пошел к озеру. После света костра тьма была плотной, почти вязкой, лишь звездное небо проглядывало сквозь полог туч.

У воды воздух был сырой и прохладный. Светозар сел на камень, скрестив руки и обхватив предплечья ладонями, и погрузил взгляд во тьму. Мало различимые очертания предметов и однообразная серость вокруг не отвлекали от мыслей.

«А ежели я уйду с Микулой, и меня скоро убьют?» – вдруг подумал он.

Очам представилось видение, как лежит он, бездыханный, и алая кровь стекает из смертельной раны на зеленую траву. Потом трава отчего-то стала синей, а вокруг паслись синие овцы и лошади. «Это Сварга», – понял Светозар, и на душе стало радостно. Но впереди неожиданно возникла чья-то тень, которая пристально глядела на него, а в ушах, как тогда, на Перуновой поляне, прозвучал голос Мечислава:

– Ты спас людей? Позаботился об отце Велимире? Сохранил деревянные книги?

Очнувшись от мимолетного видения, Светозар почувствовал, как пылают лицо и уши, в то время как руки слегка онемели от холода. Испытанное чувство стыда было таким сильным, что Светозар понял: это было вещее видение, именно так встретит его Мечислав в Ирии. Перед этим чувством сразу померкло желание свершения великих подвигов. Под влиянием беседы с Велимиром и ночного холода на озере сердце поостыло, и Светозар смог мыслить спокойнее, видеть дальше и шире. Он понял, что подвиг можно совершить не только в бою, что порой намного трудней и ответственней жить, дабы исполнить предначертанное. Как это сказал отец Велимир: быть жрецом-хранителем и жрецом-воином одновременно, нести, следуя по пути Прави, в голове Перуна, а в сердце – Даждьбога.

Край неба заметно посветлел, над озером заклубился туман, и Макошь уже шла в холодную синеву рассвета по размывающейся звездной стезе, откуда скоро должен проскакать Белый Всадник, разбудить Хорса, спящего на своей золотой постели, и сказать ему: «Гряди, Солнце, на луга свои синие. Садись в колесницу твою и сияй над землей с Востока!»

Это утро было похоже на то, когда они готовились к схватке с печенегами. Но сколько с тех пор произошло разных событий…

Светозар поднялся и, размяв затекшие ноги, пошел обратно в селение. Сердце вновь защемило, когда он увидел коней и людей в полном походном снаряжении. Соратники Микулы в последний раз проверяли подгонку сбруи и надежность крепления переметных сум. В сыром воздухе голоса людей были низкими и сипловатыми, а по чувствительным ногам лошадей мелкими волнами прокатывалась дрожь.

Сдерживая комок в горле, Светозар по-братски обнялся с каждым из воев, они действительно стали братьями за все это трудное время: сколько раз спасали друг друга в горячих схватках, делились последним куском, вместе горевали над погибшими и праздновали нечастые радостные события.

Микула сразу почувствовал, что Светозар стал иным: тяжкая ноша, что легла на плечи юноши в эту ночь, сделала его старше.

Микула хотел сказать что-либо ободряющее, но не умел говорить складно. Положив свою широкую длань на затылок Светозара и, слегка сжав, как бы проверяя крепость его шейных мышц, Микула пробормотал:

– Ну, добро! Бывай, хлопче, не тужи! Хоч так, хоч сяк, в Ирии все одно колысь побачимся!

Он сгреб юношу в объятия. Потом отпустил и сразу же подал знак. Почти бесшумно, как лесные духи, вои взлетели в седла и через несколько мгновений растворились в сером мареве наступающего рассвета. Провожающие, тихо переговариваясь, стали расходиться. Светозар подошел к отцу Велимиру, шепчущему вслед всадникам какую-то напутственную молитву, и встал рядом. Вслушиваясь в удаляющиеся звуки конских копыт, он бережно прижимал к груди мягкие сафьяновые ножны, в которых лежали три метательных ножа – памятный подарок Микулы.