– Да ты на веселого не похож. Ты весь честной народ своей кислой рожей распугаешь, – сообщил остроносый. – Постой, угадаю! Ты в кулачные бойцы собрался! Томила-то и сам умеет, и других учит! Вот чем он тебя, молодец, соблазнил! Что – охота на Москве-реке перед девкой покрасоваться?
Данила пожал плечами. Коли человеку угодно обманываться, так всякий сам себе волен…
– Вот в бойцы ты, пожалуй, что и сгодишься…
Данила глянул на собеседника с любопытством. В этих словах было и одобрение, и даже некоторая похвала.
– Угадал! – обрадовался остроносый. – А вот к Томиле ты зря прибиться норовишь. Он тебя настоящему бою учить не станет, а поставит в стенке стоять, и век ты из той стенки не выберешься. Вот коли хочешь доподлинно бой постичь – иди к Одинцу. Он по-старому учит, он так выучит – век благодарить будешь. Его еще сам старый Трещала учил, а старого Трещалу, сказывали, тот скоморох Темирка, что еще царя Ивана кулачным боем тешил!
Это было произнесено с таким задором и бесконечным почтением, как если бы старого Трещалу и скомороха Темирку вся Москва знала.
– Ну, коли так…
– А я тебя и с Одинцом сведу! Как звать-то тебя, молодец?
– А Данилой.
– Вот и ладно. Меня зови – Сопля.
– Как?!
– Сопля! Ясно же сказано.
– А крещального имени не имеешь? – очень удивился Данила.
– А на что? Меня под этим прозваньем вся Москва знает. Как смолоду окрестили, так и пошло. Я, вишь, не плечистый, да верткий. Как на бой выхожу, только и крику – наддай, Сопля, бей, Сопля! Ну, пошли! Одинец-то тебе обрадуется.
– А чего мне радоваться?
– А он упрямых любит.
Видать, Сопля немало бойцов повидал, раз Данилино упрямство так сразу, на глазок, определил.
– Сейчас, перед Масленицей, стенки составляются. Все бойцов переманивают, подарки сулят. Думаешь, что сейчас в «Ленивке» делается? Молодцов для того и поят, чтобы они на нужной стороне кулаками махали! Чего им только не наплетут! И в других кружалах то же творится, только втихомолку. Ну так идем, что ли?
– А где он, твой Одинец?
– А в Хамовниках. Коли хочешь, и извозчика взять можно.
Данила сверкнул на Соплю глазами. Хамовники!..
– Ткач он, что ли?
– Нет, не ткач, а у ткача избу нанимает. Место тихое, за порядком в Хамовниках строго следят, там же тебе и Москва-река, можно на лед выйти, стенки поставить, молодцов поучить. Так сейчас прямо и можно к нему пойти.
Данила молчал.
– Ты что, передумал?
Передумать он не мог по той простой причине, что учиться бою пока не собирался. Нужно было ответить округло и уклончиво, и он искал подходящие слова.
– Эге-е… – протянул Сопля. – А ведь ты к Томиле не за наукой пришел! Так я сразу и подумал! А ну, говори – зачем?
– Дело к нему есть.
– Какое дело?
– Не твоя забота, – Данила не хотел быть грубым, само получилось.
– Мало тебе тычков надавали? – осведомился Сопля. – Говори добром, что за нужда до Томилы, не то кулаками из тебя выбью! И не верти башкой – никто тебя у меня отбивать не станет! На кой ляд тебе сукин сын Томила сдался?!
При этих словах Сопля чуть развернулся, левым плечом к Даниле, чуть левую руку присогнул, правую назад отвел… И засмеялся так нехорошо, что стало ясно – будет бить и бить жестоко.
Данила невольно стал на такой же лад.
– Вот ты как?
Правая рука Сопли, описав дугу, сверху устремилась в лицо Даниле, притом же боец ловко скользнул вперед. Если бы удар достиг цели – кулак стесал бы Даниле нос. Но парень с неожиданной для самого себя ловкостью нырнул и устремился головой вперед. В детстве случалось ему, маленькому, биться так с большими парнишками, и он вспомнил давнюю ухватку.
Сопля отмахнулся левой рукой, Данила схлопотал по уху, отлетел, чуть не сел на снег, но удержался и выпрямился.
Он был готов умереть, а не уступить!
– Данила!
Парень невольно повернул голову.
Саженях в шести стоял, только что выйдя из-за угла, Семейка.
Стоял спокойно, не желая сделать лишнего шага к попавшему в беду воспитаннику.
– Данила, блядин сын! Где тебя нелегкая носит?!
Сопля посмотрел на конюха и оскалился.
– А ты поближе подойди! Что ты издали орешь?
– Недосуг с кабацкой теребенью лаяться. Ступай сюда, Данила!
– Это кто тебе тут кабацкая теребень?
Семейка сделал один только шаг.
– Ну? Или тебя тут оставить? Всякой сволочи на потеху?
Видя, что товарищ не спешит бежать на подмогу и метать из рукава шубы глухим кистенем в лоб Сопле, Данила побрел к нему, на ходу осторожно поворачивая голову вправо и влево и пытаясь понять, есть ли в шее какое-то повреждение.
– Шапку подбери! – крикнул Семейка. – Воротись и подбери!
– Да ты кто таков?! – крикнул и Сопля. – А ну, подходи! Поглядим, на что ты горазд?
Он даже не попытался прицепиться к Даниле, который взял со снега шапку, ударил о колено, однако на голову надевать не стал, боясь потревожить битое место, а понес в руках.
– Ин ладно, – согласился Семейка. – Поглядим. Ступай ты сюда. Или от ворот отойти боишься? Все вы хороши, когда стенкой стоите, а в одиночку – только сопливых парнишек бить. Ну, свет?
Это относилось уже к Даниле.
– Или я рановато пришел?
Данила молчал.
– Пошли, – сказал Семейка. – Вижу, тебя тут уму-разуму научили.