Депрессия, роботы и один велосипед

Так что, наверное, этот тип прав. Но какой он неприятный всё-таки. Вечно правый, холодный. Хотя нет, не холодный. Честный. Печальный даже немного. Как будто он врач, а она – Анна – перелом. И хотя Анна не виновата, что она перелом, у неё есть все основания не любить врача. Он будет смотреть, как она срастается. И от этого, наверное, всем станет лучше, но она перестанет быть переломом. То есть перестанет быть собой. Какое-то дурацкое витиеватое сравнение. Что происходит с её головой? Это уже прорывается плотина?

Анна вытянула руку из-под одеяла, чтобы посмотреть на часы. Впрочем, куда она торопится? Никуда. Или ей захотелось уже быстрее вернуться домой? Просто её бесит его выражение лица. Честный он. Печальный он. Толку от его честности! Один раз она чуть было не вышла замуж за такого же вот. Тоже с чипом в голове. Тогда это было в диковинку ещё. И легально. Да и чипы вставляли не такие мощные. Всего лишь расширение памяти. Отлично помогало в работе. Артур работал архитектором. Анна же ещё только перекладывала бумажки в каком-то мелком инвестфонде. Он приглашал её ужинать. Она соглашалась. Он всегда рассказывал что-то интересное. Она слушала. Он был романтик. Ей это нравилось. Потом… в какой-то момент… Почему телевизор показывает этот канал? Она вроде бы включала новости, но играет музыка. Он был романтиком. Ей это нравилось. Потом в какой-то момент он стал слишком романтиком. Всё предлагал ей уволиться и куда-то поехать. Зачем?

Он рассказывал о работе. Было интересно. Что делает здание? Оно стоит. Вроде бы нет ничего более постоянного, чем дом. Бетонная крепкая штука. На самом деле… Действительно, канал сам по себе переключился. Ладно, не страшно. Главное, чтобы вместо холодной воды не пошла внезапно горячая. Этот отель действительно свихнулся. Хорошо, что ей недолго здесь торчать.

На самом деле здание – как он говорил? – больше похоже на вихрь, чем на коробку. Потоки людей вливаются в двери и выливаются из дверей. Возносятся на лифтах, засасываются в кинотеатры и выталкиваются по окончанию сеансов, как кровь из сердца. Воздух втягивается вентиляцией, вода засасывается из водопровода. Еда заезжает в фургонах и уходит с канализацией.

Откройте кран так, чтобы вода закрутилась в умывальнике и прибывала с той же скоростью, с которой убывает. Есть ли вода в умывальнике? Вроде как есть, но в то же время утекает. Так и здания – вроде и стоят недвижимые, но при этом всё время меняются. Так же, как и люди. С каждым кусочком еды, с каждом вдохом, с каждой слезинкой, с каждой отслоившейся чешуйкой кожи, с каждым глотком воды, с каждым бокалом вина, с каждой таблеткой.

Кстати. Она ведь давно забыла Артура. Возможно, действительно таблетки помогли. Выстроили плотину между памятью и сознанием. Но теперь плотина рушится из-за этой сволочи Кея. Ну сволочи же они – чипованные. Хотя она сама не понимает толком, что происходит с человеком, которому микросхема впилась зубчиками в затылок.

Анна развернула бумажку, которую ей дал Сокращённо Кей. На бумажке была написана фамилия Артура.

Ну хорошо, Артур. Что с ним такого? Артур рассказывал, как это – проектировать огромное здание, когда у тебя в голове чип. Сколько вещей ты обычно можешь удерживать в рабочей памяти? Пять-семь. А с чипом – весь проект полностью. Никакой чертёж, никакая трёхмерная модель этого не заменит. Он весь у тебя в голове.

Ну или ты в нём.

Крути его как хочешь, продумывай. Фантазируй. Меняй вот здесь – и тут же чувствуй, как это отразится вот там. Броди по коридорам, летай по вентиляции. Убирай квадратные окна, ставь круглые, смотри на них вблизи, издалека, с высоты птичьего полёта или прижимаясь носом к стеклу – и всё это не открывая глаз, не касаясь ни единой клавиши.

Результат был выше всех похвал. Это было время великих архитектурных сооружений.

Два здания, в которых располагалась фирма Анны, были как раз из таких. С виду – обычные офисные стекляшки. Но изнутри… Анна и подумать не могла, что архитектура может так сильно действовать на душу. Коллеги-англичане прозвали эти здания-близнецы «парой старых туфель». An old pair of shoes. В русском языке не было такого выражения, но Анна хорошо понимала ощущение уюта, которое закрепилось в поговорке, дошедшей до нас из времён, когда кожаную обувь приходилось долго и больно разнашивать, чтобы ботинки принимали твою форму и обнимали тебя всякий раз, когда ты их надевал. Настолько уютными были эти здания.

Анна их терпеть не могла.

Коридоры обнимали её. Окна и дверные проёмы приветствовали её, как старого друга. Но Анна помнила, что кто-то отдал душу за эти дома.