– Значит, вы отказываетесь, потому что хотите сохранить память о своей маме. О своей прежней семье. Это раз. Жить так, как будто ваш отец не приводил в дом другую женщину. Он изменился, но вы хотите остаться верным себе. Честным. Это два. Я всё правильно изложил?
– М-м-м. Верно, – сказал я. Слова звучали странно. Но лучшей формулировки я не мог предложить. И я не рассказывал ему про то, как боялся заходить в мамину палату.
– То есть – честность. Это та ценность, ради которой вы готовы отказаться от лечения. По крайней мере от лекарств?
Я кивнул.
– Честность? Она же цельность? Она же последовательность?
Я кивнул ещё раз.
Психотерапевт покопался в планшете и показал мне фотографию. Я понял, что проиграл.
На фотографии были карточки, которые я раскладывал на столе во время нашей прошлой встречи. Тогда терапевт попросил меня написать на карточках слова, обозначающие мои ценности. Затем предложил разложить их в порядке убывания значимости. На первом месте – после долгого пасьянса – у меня оказались «любовь к близким», «здоровье», «свобода», потом «музыка» и «спорт».
Честности не было.
Иногда я злюсь на себя. Мне кажется, что это просто карточный фокус. В конце концов, я мог заявить, что только сейчас осознал, как важна для меня честность. Написать это слово на карточке и добавить в начало списка.
Но получилось бы, что это не честность. Не цельность. И не последовательность.
* * *
Джерри протянул ему маленькую пластиковую чашечку. В ней было две белых таблетки вместо двух красно-жёлтых. Даре показалось, что все на него смотрят, но нет – все были заняты своим делом. Избегая встречаться взглядом с роботом, он взял таблетки, проглотил и запил водой.
Позже, сидя на уроке, он представлял, как таблетки разбухают и растворяются в желудке, аспирин всасывается и начинает путешествовать по телу вместе с кровью. Раньше Дара был отравлен антидепрессантами, которые лгали ему, теперь в нём был аспирин, который тоже был ложью. Дара лгал роботам и людям. Он подумал о следующей встрече с психотерапевтом и понял, что не выдержит прямого вопроса, если его спросят, ощущается ли эффект антидепрессантов.
А его спросят.
Он был стаканчиком, в который было налито два вида лжи. Он надеялся, что никто не схватится за него пальцами. Он удивлялся, что никто не видит, как ложь льётся через край. Он поймал себя на том, что старался ступать осторожно и не наклоняться.
Сосредоточившись на том, чтобы не расплескать то, что у него внутри, он не заметил, как прошла пятница и суббота. В пятницу был футбольный матч. Не приходя в себя, он надел форму, погрузился в автобус, прибыл на стадион, отыграл матч и вернулся обратно. Его команда, кажется, выиграла, он кричал, обнимался и смеялся – кажется, от радости.
В субботу позвали на вечеринку, и он пошёл, потому что не знал, как отказаться и стоит ли отказываться. Эрик и Гаррет угостили пивом, он пил и прислушивался к ощущениям: теперь в нём жило три интоксикации.
– Думаю, у меня есть шансы с Лизой, – сказал Эрик.
– Не мечтай, – сказал Гаррет, – ты не в её лиге.
– Эй, кто вообще решает? Вот увидишь.
– Как вам объяснить, юноша… – сказал Гаррет. – Слышал на физике про закон тяготения? Так вот в сексе есть свои законы, ещё более суровые. Подойдёшь к Лизе – сам убедишься. Скорее Луна упадёт на Землю, чем она упадёт с тобой в кровать.
– Никто не мешает попытаться. Главное – уверенность. Что скажешь, Дара?
Дара пожал плечами.
– Закон тяготения, – продолжил отбиваться Эрик, – гласит, что все тела притягиваются друг к другу. Даже Лиза притягивается ко мне. Нужна просто сила… Нужна масса.
– Если хочешь большой массы, тебе нужна Толстая Салли, – заржал Гаррет.
– А что… я бы смог, – сказал Эрик.
Дара оглядел комнату, пытаясь найти повод исчезнуть.
– Смог бы? Что скажешь, Дара?
Дара почувствовал, что его ладони взмокли и он спрятал руки в карманы. В правом кармане лежали ключи от машины. В левом – салфетка, которым вытирала с его лица помаду Салли.
– Нет, – сказал он.
– Что? – спросил Эрик. Гаррет заржал ещё больше.
– Не смог бы, – сказал Дара.
– Это почему?
– Она бы даже не стала с тобой разговаривать, – сказал Дара.
– Это правда, – сказал Гаррет, – она вообще ни с кем не общается.
– Можно подумать, для этого нужно разговаривать. Я бы молча. Ну не молча, а со стонами! – сказал Эрик.
Гаррет заржал. Дара несвязно пробормотал, что ему нужно отойти. Его не услышали. В разговор влез Роб:
– Эрик! Правильно. Будь мужиком. Трахни Салли. Должен же её кто-то трахнуть из христианского милосердия. Трахни, а потом пригласи на выпускной бал!
Гаррет как раз делал глоток, поэтому, заржав, обдал Эрика брызгами пива и пены. Эрик забыл про Салли и переключился на маму Гаррета.
Дара отошёл от стола и направился в сторону туалетов, а оказавшись в коридоре, свернул к двери, ведущей из дома на улицу.
На улице он швырнул стаканчик с пивом в ближайшую урну и вытер пальцы о штаны.
– Дара! – окликнули его.
Он обернулся.
– Карен!
– Что происходит, Дара? Ты ко мне даже не подошёл. Я уже устала торчать с Лизой. Мисс Нири сегодня досталось от тебя больше внимания.