— Гоша — пидор номер один в этом долбанном городе. Он по этому принципу и редакцию себе подбирает. Я с ним из принципа переспала, типа — принцип у меня такой. Значит, наверное, он где-то снял этого вашего вонючку, оттрахал, а теперь удерживает его у себя на Гоголя, я не знаю, одно слово, — замолкает и дальше слизывает свой ярко-жёлтый холодный мёд.
— Слушай, мы пойдём.
— Угу, — произносит она.
— Дай адрес Гоши.
Маруся достает какой-то ежедневник, обтянутый жёлтой кожей, что-то в нём пишет, вырывает лист и протягивает мне. На, говорит, только там нужно звонить долго, квартира большая, он может спать и просто вас не услышать. Скажете что от меня, а то он вас не впустит, понял? понял, говорю, спасибо тебе, ну всё — валите, произносит она и сразу же про нас забывает. Мы уже выходим, и тут — уже в дверях — я поворачиваюсь и говорю ей:
— Маруся, — произношу я. — Слушай, тут такое дело.
— Ну?
— Может, возьмешь нашего Молотова?
— Молотова? — переспрашивает она.
— Ну, да, Молотова. Нам его всё равно в напряг тягать за собой, а тебе может подойдёт. Всё-таки член цк.
Маруся подходит ко мне, рассматривает Молотова, проводит руками по его лицу и произносит:
— Хорошо. Я его возьму. Он мне нравится — он похож на моего папу. У него такая же хуйня на кителе.
— Это не хуйня, — произношу я. — Это орден Ленина.
Хорошо, произносит Маруся, хрен с вами — вот вам бабки — она суёт мне купюру, давайте я вас отвезу, а то вас загребут ещё в подъезде, поставь, — говорит она мне, — поставь Молотова на балкон, и мы идём вниз, Маруся подводит нас к гаражу, ворота гаража оббиты железом и медью, настоящие тебе врата ада, за такими воротами нужно прятать драконов, или атомные бомбардировщики, что-то апокалиптическое, одно слово. Смешно, но у Маруси там всего лишь расхуяченный жигуль, в самих вратах есть ещё одни — поменьше — ворота, точно так же оббитые железом, Маруся открывает именно их, заходите — говорит, может, произносит Вася, откроем ворота, вы заходите, произносит Маруся, я сама открою, а то кто-то увидит как вы крутитесь возле гаража — начнёт расспрашивать, я сама, лезьте в машину, мы заходим в тёмный гараж, действительно видим там расхуяченный, но ещё вполне боеспособный жигуль и втискиваемся втроём на заднее сиденье — я, Вася Коммунист и Собака Павлов, Собака сначала хочет лезть на переднее сиденье, но правые боковые наглухо разбиты и вмяты внутрь, поэтому мы берём Собаку к себе, так сказать — на колени. Маруся какое-то время стоит возле ворот, достаёт откуда-то из кармана джинсов недобитую папиросу, быстро её добивает и вдруг вспоминает, что она о чём-то забыла, о чём я забыла, думает она, о чём? почему я возле гаража, наверное, я хотела куда-то ехать, но куда? думает она, задумчиво заходит внутрь и садится за руль, ну, что, Маруся, кричит ей нервно Собака, поехали? поехали, реагирует на призыв Маруся, запускает двигатель и врубает задний ход. Открыть ворота она, конечно, забывает.
— Вылезешь? — спрашиваю.
— Вылезу-вылезу, — произносит Маруся. — Всё хорошо.
— Иди домой, — говорит ей Вася. — Дойдёшь сама?
— Дойду, — произносит Маруся.
— Точно дойдёшь? — спрашивает Вася.
— Ага, — произносит она и пробует снова завести машину.
Вася перегибается с заднего сиденья и забирает у неё ключи. Вместе мы вытягиваем нашу подругу с кресла пилота, закрываем за собой гараж, вкладываем ей в руки её ключи и уходим себе, думая ещё — дойдёт она или не дойдёт, и если дойдёт — то куда, но так выходит, что пока мы выбираемся на площадь и смотрим оттуда на дом напротив муниципалитета, Маруся каким-то чудом оказывается на своём балконе и уже сидит там, прислонившись к Молотову, два несчастных обдолбанных создания — Маруся в фирменных драных джинсах и футболке с роллинг стоунз и Молотов, член цк, старый гедонист, любитель коктейлей — ближе к небу, пусть всего лишь на несколько метров, но — ближе.
Часть вторая
Река, которая течёт против собственного течения
Я жму долго и настойчиво, у меня нет выбора, что тут скажешь — если его сейчас тут не окажется, нам придётся возвращаться домой, а там ещё неизвестно что нас ждёт, вообще — тогда вся эта затея теряет смысл, для чего же мы тогда второй день валандаемся по городу, пытаемся что-то исправить в этой, довольно-таки лажевой, ситуации, поэтому главное — чтобы он тут был, но никто не открывает, и я уже думаю, ну, хорошо, не вышло, похоронят отчима да и всё, поедет наш друг потом на сорок дней, если уже им так сильно нужно, они могут всё это для него зафиксировать, сфотографировать его пепел, или снять на видео, чтобы потом убитый горем Карбюратор пересматривал печальную церемонию долгими зимними вечерами, перед сном, Собака наконец не выдерживает и начинает бить в дверь ногой, я хочу его успокоить, но тут за дверью слышится какая-то возня, кто-то, кажется, идёт к нам, дверь действительно открывается, и к нам выходит лысый толстый чувак в синем шёлковом халате.
— Чё нада? — спрашивает он.
— Нам Какао нада, — говорит ему Собака.