Дэнс, дэнс, дэнс

– А в чем ты видел хоть какой-нибудь смысл? Где он– смысл, ради которого стоит жить?– Он вдруг осекся и засмеялся. – Ладно, черт с ним. Теперь уже всё равно. Я сдаюсь. Давай брать пример с тебя. Попытаемся перепрыгнуть из лифта в лифт. Не так уж это и невозможно. Ведь я все могу, если захочу. Это ведь я – талантливый, обаятельный, элегантный Готанда. Правда же?.. Уговорил. Поехали на Гавайи. Заказывай завтра билеты. Два места в первом классе. Обязательно в первом, слышишь? Так надо – хоть в лепешку разбейся. Тачка – “мерс”, часы – “ролекс”, жильё – в центре, билеты – первого класса. А я до послезавтра соберу чемодан. В тот же день – р-раз! – и мы на Гавайях. Майки “алоха” мне всегда были к лицу.

– Тебе всё всегда было к лицу.

– Спасибо. Ты щекочешь остатки моего самолюбия.

– Первым делом идем в бар на пляже и выпиваем по “пинья-коладе”. По о-оченьпрохладной “пинья-коладе”...

– Звучит неплохо.

– Еще как неплохо.

Готанда пристально посмотрел мне в глаза.

– Слушай... А ты правда смог бы забыть, что я убил Кики?

Я кивнул.

– Думаю, смог бы.

– Тогда хочу признаться еще кое в чем. Я тебе когда-то рассказывал, как две недели в тюрьме просидел, потому что молчал?

– Рассказывал.

– Я соврал. Меня выпустили сразу. Я сдал им всех, кого знал – до последнего человека. Просто от страха. И еще оттого, что унизить себя хотел, в своих же глазах. Чтобы потом было за что себя презирать. От подлости не удержался. И потому очень рад был – правда! – когда ты меня на допросе не выдал. Будто ты своим молчанием меня, подлеца, как-то спас. Я понимаю, что странно звучит, но... В общем, мне так показалось. Будто ты и мою душу от гадости очистил... Ну да ладно. Что-то я тебе сегодня каюсь во всех грехах. Прямо генеральная репетиция какая-то. Но я рад, что мы поговорили. Мне теперь легче, ей-богу. Хотя тебе, наверно, было со мной неуютно...

– Глупости, – сказал я. “По-моему, мы никогда не были ближе, чем сейчас”,– подумал я. Мне следовало это произнести. Но я решил сделать это как-нибудь позже. Хотя откладывать смысла не было – я просто подумал, что так, наверное, будет лучше. Что еще наступит момент, когда эти слова прозвучат с большей силой. – Глупости, – только и повторил я.

Он снял со спинки стула шляпу, проверил, высохла ли, – и нахлобучил обратно на спинку стула.

– Ради старой дружбы – сделай мне одолжение, – попросил он. – Еще пива охота. А я уже никакой. До стойки, наверно, дойду, но обратно с пивом – уже сомневаюсь...

– Какие проблемы! – улыбнулся я. Встал и отправился к стойке за пивом. У стойки было людно; на то, чтобы взять два несчастных пива, я убил минут пять. Когда я вернулся с кружками в обеих руках, его уже не было. Ни его самого, ни шляпы. Ни “мазерати” на стоянке у входа. Черт меня побери, ругнулся я про себя и покачал головой. Хотя качай тут головой, не качай – всё было кончено.

Он исчез.

40.

На следующий день, ближе к вечеру коричневый “мазерати” был поднят со дна Токийского залива в районе Сибаура. Я предвидел нечто подобное и не удивился. С момента, когда он исчез, я знал, что все этим кончится.

Как бы то ни было, еще одним трупом больше. Крыса, Кики, Мэй, Дик Норт – и теперь Готанда. Итого пять. Остается еще один. Я покачал головой. Веселая перспектива. Чего ждать дальше? Кто следующий? Я вспомнил о Юмиёси-сан. Нет, только не она. Это было бы слишком несправедливо. Юмиёси-сан не должна ни умирать, ни пропадать без вести. Но если не она, то кто же? Юки? Я опять покачал головой. Девчонке всего тринадцать. Ее смерть нельзя допускать ни при каком раскладе. Я прикинул, кто вокруг меня мог бы умереть в ближайшее время. Ощущая себя при этом чуть ли не Богом Смерти. Метафизическим существом, бесстрастно решающим, кому и когда покидать этот мир.

Я сходил в полицейский участок Акасака, встретился с Гимназистом и рассказал ему, что провел вчерашний вечер с Готандой. Мне казалось, лучше сообщить об этом сразу. О возможном убийстве Кики я, конечно, рассказывать не стал. Что толку? Все-таки – дело прошлое. И даже трупа не найдено. Я рассказал, что общался с Готандой незадолго до смерти, что он выглядел очень усталым и находился на грани невроза. Что его вконец измотали бешеные долги, ненавистная работа и развод с любимой женой.

Гимназист очень быстро, без лишних вопросов записал все, что я рассказал. Просто на удивление быстро – не то, что в прошлый раз. Я расписался на последней странице, и на этом все кончилось. Он отложил протокол и, поигрывая ручкой в пальцах, посмотрел на меня.