– Ты думаешь, я смогу? Это тебе легко говорить. Ты ее собственными руками не душил...
– Послушай, старик. Никаких доказательств, что ты убил, нет. Перестань попусту казниться. Я сильно подозреваю, что ты просто по инерции играешь очередную роль, увязывая свои комплексы с исчезновением Кики. Ведь такое тоже возможно, не правда ли?
– Возможно? – переспросил он и уперся локтями в стол. – Хорошо, поговорим о возможностях. Любимая тема, можно сказать... Существует много разных возможностей. В частности, существует возможность того, что я убью свою жену. А что? Если она попросит, как Кики, и сопротивляться не станет – возможно, я задушу ее точно так же. В последнее время я часто об этом думаю. Чем чаще думаю – тем больше эта возможность растет, набирает силы у меня внутри. Не остановишь никак. Я не могу это контролировать. Я ведь в детстве не только почтовые ящики поджигал. Я и кошек убивал. Самыми разными способами. Просто не мог удержаться. По ночам в соседских домах окна бил. Камнем из рогатки – шарах! – и удираю на велосипеде. И перестать не могу, хоть сдохни... До сих пор никому об этом не говорил. Тебе первому рассказываю все как есть. И сразу – точно камень с души... Только это не значит, что я внутри становлюсь другим. Меня уже не остановить. Слишком огромная пропасть между тем, кого я играю, и тем, кто я есть по природе. Если эту пропасть не закопать – так и буду гадости делать, пока не помру. Я ведь и сам все прекрасно вижу. С тех пор, как я стал профессиональным актером, эта пропасть только растет. Чем масштабнее мои роли, чем больше людей смотрит на меня в кадре, тем сильнее отдача в обратную сторону – и тем ужасней то, что я вытворяю. Полная безнадёга. Возможно, я скоро убью жену. Не сдержусь – и пиши пропало.
– Да ну тебя, не перегибай! – сказал я, натянуто улыбаясь. – Если мы в каждой нашей проблеме станем генетику обвинять – тогда уж точно ни черта не получится. Бери-ка ты отпуск. Отдохни от работы, с женой какое-то время вообще не встречайся. Все равно другого выхода нет. Пошли всё к чертовой матери. Давай, махнем с тобой на Гавайи. Будем валяться на пляже под пальмами и потягивать “пинья-коладу”. Гавайи – отличное место. Можно вообще ни о чем не думать. Утром вино, днем сёрфинг, ночью – девчонки какие-нибудь. Возьмем на прокат “мустанг” – и вперед по шоссе: сто пятьдесят километров в час под “Дорз”, “Бич Бойз” или “Слай энд зэ Фэмили Стоун”... Все тяжелые мысли в голове растрясутся, я тебе обещаю. А захочешь опять о чем-то подумать – вернешься и подумаешь заново.
– А что? Неплохая идея, – сказал Готанда. И засмеялся, обнаружив еле заметные морщинки у глаз. – Снова снимем пару девчонок, погудим до утра. В прошлый раз у нас здорово получилось!
“Ку-ку”, – пронеслось у меня в голове. Разгребаем физиологические сугробы...
– Я готов ехать хоть завтра, – сказал я. – Ты как? Сколько тебе времени нужно, чтобы завалы на работе раскидать?
Странно улыбаясь, Готанда посмотрел на меня в упор.
– Я смотрю, ты действительно не понимаешь... На той работе, в которую я влип, завалов не разгрести никогда. Единственный выход – это послать все к черту. Раз и навсегда. Если я это сделаю – будь уверен: из этого мира меня выкинут, как собаку. Раз и навсегда. А при таком раскладе, как я уже говорил, я теряю жену. Навсегда...
Он залпом допил пиво.
– Впрочем, ладно! Все, что мог, я уже потерял. Какая разница? Сколько можно биться лбом о стену? Ты прав, я слишком устал. Самое время проветрить мозги. О’кей – посылаем всё к черту. Поехали на Гавайи. Вытряхну мусор из головы – а потом и подумаю, что делать дальше. Поверишь, нет – так хочется стать нормальным человеком. Возможно, я уже опоздал. Но ты прав – еще хотя бы разок попробовать стоит. Что ж, положусь на тебя. Тебе я всегда доверял. Это правда. Когда ты мне в первый раз позвонил, я сразу это почувствовал. И как думаешь, почему? Ты всю жизнь какой-то до ужаса… нормальный. А как раз этого мне никогда не хватало.
– Какой же я нормальный? – возразил я. – Я просто стараюсь шаги в танце не нарушать. Танцую, не останавливаясь, и всё. Никакого смысла в это не вкладываю...
Готанда вдруг резко раздвинул на столе ладони. На добрые полметра, не меньше.