Читаем Денис Давыдов полностью

– Еще как повеселились, Денис Васильевич! – отвечали казачки, – вон каких птиц тебе привели, – в пленных французах и правда было что-то птичье: сами худые, сутулые, носы длинные, глаза навыкат – а от страха так совсем, казалось, сейчас выскочат – и смех и грех было смотреть на этих покорителей Европы.

– Ну что господа, – по-французски обратился к ним Давыдов, и удивительно было слышать французам родную речь от этого страшного бородатого, одетого в крестьянский тулуп и шапку, маленького человечка с пронзительно-любопытным взглядом больших карих глаз. – Братцы, да развяжите вы их, не улетят же они, – глянул Давыдов на казачков. Пленным развязали руки, вытащили кляпы из ртов. Потирая руки, смирившись с судьбой, пленные только и могли, что смотреть в землю, боясь глаз поднять, что на самого Давыдова, что на казаков, таких же бородатых и страшных.

– Рассказывайте, – просто, без лишних слов, Давыдов сказал это пленным.

Французы оказались крайне сообразительными и понятливыми пленными. Не заставляя своих мучителей задавать лишних вопросов, они наперебой рассказали всё, что знали. А знали они следующее. Их генерал привел их в это село для постоя. Приказ – стоять здесь, и если подойдут русские войска, отбить и пленить русских, пока доблестная армия их императора продолжает свой победный путь из России в Европу. Словом, задача была предельно проста – прикрыть тыл с юга наполеоновской армии, возвращающейся с победой домой. Всего в бригаде более двух тысяч штыков пехоты и несколько сотен конницы. Так как русские разбиты и неизвестно где, то их генерал сейчас, скорее всего, играет в карты или спит. Как спят и все доблестные французские солдаты.

– Замечательно, – только и ответил Давыдов. – Вяжите этих птиц обратно, и в телегу, пусть спят до утра, – сказал Давыдов казачкам.

– Ну что братцы, пустим красного петуха этим лягушатникам? Приказ – всем казакам спешится. Выступаем через час.

К этому времени Ляхово было взято в плотное кольцо. Орлов-Денисов с пушками, драгунами и казаками, встал на правом фланге, держа под наблюдением дорогу из Ляхово в Долгомостье. Фигнер – в резерве. Давыдов со своими казаками и гусарами встал с севера у реки Свиная, частью сил закрыв дорогу из Ляхово в Язвино. Сеславин со своим отрядом и с четырьмя пушками – по правую руку от Давыдова, закрыв французам путь на запад.

Тот самый случай, когда и мышь не смогла бы выскочить незамеченной.

Первым, как и было решено на совете, с северной стороны вошел в село отряд Давыдова. Тихо пять сотен казаков разошлись по пустым дворам окраины Ляхово. Казачки окружили с десяток крайних изб, и без затей подожгли их – пустили, что называется, красного петуха.

Андрюшка, как адъютант, был подле своего командира. Дома, подожженные умелыми казачьими руками, занялись огнем скоро и со всех сторон. Зрелище для мальчишеских глаз и восхитительное и страшное. Одновременно целая улица запылала, как стога в ночном поле. А вокруг пылающих домов – казачки с пиками, саблями и ружьями.

– Подожди, рано еще, – удержал командир, готового броситься в бой своего адъютанта, когда в красном свете огня черные силуэты казаков кололи и рубили такие же черные силуэты выскакивающих из горящих изб французов. – Это только присказка, вот когда сказка начнется, тогда и наше время, – пристально вглядываясь в этот кровавый театр теней, произнес Давыдов.

Сказка не заставила себя ждать: из соседних изб и по улицам к казакам бежали проснувшиеся французы.

– А вот теперь самая сказка и началась. В атаку! – приказ, и сотня бородатых в крестьянских полушубках гусар, во главе со своим подполковником, вознеся сабли, пустили коней рысью под горочку по дороге в село. И смешались на улицах Ляхова люди и кони. Освещенные жарким пламенем красно-оранжевые бородатые лица казались особо свирепыми. В отблесках огня блестевшие клинки врубались в точно такие же отражаемые в огне французские лица и сорочки. Всё в этом яростном пламене горевших изб стало красно-оранжевым на свету и черным в тенях. Не стало других цветов – в черно-красный окрасилась улица: и деревья, и кони, и люди. И всё мерцало в огне и боли, кричало, хрустело и ржало.

Французы сломались быстро – получаса не прошло. Сотни в отблесках красно-оранжевых сорочек, показав спины, бросились в спасительную темноту – вглубь села, вернув на мгновение свой белый цвет и став серыми, растворившись в ночной громыхающей темноте. Нет, не спасение принесла темнота. Со всех концов окруженного Ляхово били пушки и ружья, и не было выхода. Стены изб казались защитой, и французы прятались за стенами, но за какой стеной спасение, когда ядра, картечь и пули летели со всех сторон?

Давыдов дал приказ не преследовать врага – дабы не подставить своих людей под картечь своих же соратников-партизан. Его казаки и гусары, захватив эту северную окраину, собирали раненых и живых французов, собирали, как собирают погонщики разбежавшихся овец обратно в стойло. Всё, что творилось в эти минуты на остальных улицах и дворах, было понятно по взрывам, выстрелам и крикам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза