Демон внутри меня — 2

Он издевался над ней, унижал физически и морально. Оскорблял, вызывая у своих дружков злорадный смех. Ханна знала, что сейчас он не понимает, кто он и где он, а живет в какой-то своей выдуманной реальности, где очевидно Уилл — повернутый на голову психопат. Маньяк.

Когда он попытался задушить Кая, который все это время не молчал, а кричал о помощи, что-то внутри нее надломилась. Она поняла, что после этой сцены ее жизнь не станет прежней. Она всем сердцем ненавидит этого человека, даже несмотря на то, что он не виноват в своей болезни. Уилл Стоунэм — чудовище. И сейчас он делает из своего сына такое же чудовище…

Но что может она против него? Закон не на ее стороне, когда у мужа столько власти. Женщина была из простой семьи и никогда не была ему ровней. Он ее нашел, выделил, подарил ей весь мир, взамен забрав ее жизнь и жизнь ее детей.

Он душил его лентой для их игр, пока у ног мальчика ползали толстые змеи. Ханна не боялась их, потому что знала, что они не опасны. А вот у ребенка взгляд был… полным ужаса и панического страха.

— Перестань. Хватит! Ты убьешь его! — воскликнула она, и Уилл Стоунэм перешел ко второй своей жертве. Кай закашлялся, когда отец отпустил его. Смех дружков Уилла только подстегивал это представление, этот парад жестокости.

А потом он заставил сделать ребенка нечто ужасное. То, от воспоминаний о чем, у нее кровь стыла в жилах. В последствии, женщина уйдет от этих воспоминаний, впав в кататоническое состояние при жизни.

Что это?

Кома. Это живой труп.

Эта жуткая ночь закончилась тем, что Кай проявил протест. Она, конечно, старалась скрывать свою боль во время этой вакханалии, но малыш понимал, что Уилл делает что-то жуткое. Пистолет был направлен в ее висок, пока она ЭТО делала. И держал его в руках ребенок.

Светало… Уилл валялся пьяный, потный и грязный, где-то рядом со своими дружками. Обессиленная женщина ползла к своему ребенку, который распластался на полу.

Возможно, он уже был мертв.

Она видела, что Уилл сделал с ним, после «игр с пистолетом». Муж заставил увидеть ее каждую секунду своего зверства.

Рыдая от горя, она нащупывала пульс ребенка на запястье и шее. Крохотный пятилетний и очень красивый малыш. Был красивым. Потому что сейчас шея была в следах от удушья, лицо в жутких синяках и гематомах. Кости мальчика были переломаны.

Она взяла его на руки, собирая последние силы в кулак. Больница. Что-то крутилось в голове.

Добраться до телефона…

Больница…

Прижав ребенка к груди, безжизненно повисшего у нее в руках, она побрела домой. Рыдая, глядела на его синие губы…

Только бы успеть.

— Кай, мой особенный мальчик, — взвыла она, когда положила трубку. Скорая уже ехала, где-то наверху раздался плач Коула, и она знала, что нужно будет сказать врачам… что им сказать? Об этом она подумает позже. Главное забрать Коула.

Позвонить родителям…

Скорее, скорее…

Только останься в живых, Кай.

Однако она понимала, что ее особенный мальчик вряд ли будет прежним после того, что он пережил.

А она будет до конца жизни корить себя за то, что сделала. За то, что вообще осталась со своим безумным мужем.

Любила…? Нет. Была больна. Может, когда они только познакомились это было любовью, но потом это переросло в жуткую любовную зависимость. В голод.

В чувство, съедающее изнутри.

Лейла

— Когда я… — в глазах Кая искрилась боль. Тихая, похороненная за годами жизни. Но та, что не забывается. — Убрал пистолет от виска матери… его друг выстрелил, но промахнулся. Звук выстрела испугал меня. Уилл заставил его держать меня на прицеле. Я плохо все понимал и осознавал. Знал, что оружие — это что-то плохое, так как играл в компьютерные игры. Убивал. Видел, как по экрану размазываются литры крови. В общем, я знал об опасности. Боль матери ощущал, как свою. Знаешь, словно это он меня поимел, — выплюнул Кай, и я не могла больше сдерживать рыдания. Я плакала почти от начала до конца его рассказа, да только то были просто слезы. Теперь же я задыхалась. Кай рассказал мне все. И о том, что его отец был сумасшедшим, и как запер его в багажнике, и об остальных его издевательствах.

Да, он был болен, НО… откуда в человеке столько звериной жестокости по отношению к маленькому существу? К своему ребенку, к своему чуду?

К своему родному сыну.

Это не выглядело так, словно он жаловался. Наоборот, он говорил об этом довольно спокойно и хладнокровно, словно болтает о погоде. Его выдавали только глаза и порой сжатые зубы.

— Мой протест ему не понравился. Он запугивал меня своими животными, душил, кидал дебильные угрозы, что разрежет меня пилой на кусочки, чтобы причинить маме боль. Я накинулся на него. А потом он и его друзья запинали меня до полусмерти. Несколько сломанных ребер, рука, ключица. Шрамы от их пинков не проходили многие годы. Сейчас стали невидимыми. Все. Я очнулся в больнице с жуткими болями в груди. Дальше все как в тумане. Отца я возненавидел и желал ему адских мучений. Мама отправила меня в Нью-Йорк.