– Тогда сначала съешь мороженое, а после выпьешь вино, – согласился Демон.
Гостья вспомнила, как они голодали с родителями по вине жителей деревни. Гранту Скалли всюду отказывали в работе, впрочем, как и его жене, а в городе редко покупали картины отца, причем платили за них гроши. Маленькая Хайди всегда держала маму за руку, поскольку знала, что маленьких девочек в городе часто воруют и продают в работный дом, либо заставляют попрошайничать. Из узких переулков пахло грязью и потом вперемешку с ароматным кофе и булочками с ванилью.
Орхидея помнила изможденный вид уличных ребят, загипнотизированных видом запеченного картофеля. Они умоляли торговцев сжалиться и бросить им по одной картофелине, но тщетно. Однажды малышка попросила маму купить нищим детям еду, чем расстроила Дебору Скалли. «Нам самим нечего есть, родная», – со слезами на глазах произнесла мать.
И действительно на ужин часто подавали зеленый суп из одуванчиков, щавеля, шпината и крапивы. А десерт был лишь по выходным – запеченное яблоко с лесными орехами или лесные ягоды в молоке.
– О чем ты думаешь, Орхидея? – прервал ее воспоминания Эдмонт.
– Так, ни о чем.
– Вот! Попробуй вино!
Девушка глотнула сладковато-горькую жидкость и поморщилась.
– Не понравилось? – спросил Демон.
Орхидея помотала головой.
– Если честно, мне тоже, – признался спутник. – Когда я был человеком, мне приходилось иногда соглашаться и пить вино с друзьями, но лично я предпочитаю кофе.
Девушка смотрела на Эдмонта, не отрывая глаз.
– Вы очень красивы, – произнесла она вслух.
– Ты тоже, Орхидея. А еще ты нежная и невинная, как нераспустившийся бутон.
– Спасибо!
– Удивительно, как вы с ней похожи…
– С кем? – не поняла спутница.
– С моей возлюбленной.
– Только я брюнетка, – ответила Орхидея.
– Да, – вздохнул Демон.
– А хотите я стану блондинкой? – предложила она.
– Ты согласишься на это?
– Это же мираж, Вы сами говорили. Так почему бы не попробовать!
– Тогда подойди ближе, – нехотя согласился спутник.
Орхидея подошла как можно ближе к Эдмонту. От него веяло холодом. Ничего сверхъестественного не произошло. Демон просто погладил волосы девушки по всей длине, и постепенно из брюнетки она превратилась в блондинку, а длина ее волос укоротилась до лопаток.
Демон отступил назад, и выражение его лица изменилось.
– Что с Вами, Эдмонт? – взволнованно произнесла Орхидея.
– Луиза.
Демон приблизился к девушке, заключив ее в объятья. Он так крепко сжал ей грудь, что от нехватки воздуха у нее закружилась голова. Просьбу отпустить ее Эдмонт проигнорировал. Он не слышал слов Орхидеи, не видел ее лица – его разум заполонил мираж. Спутница не понимала, что с ним происходит, но решила довериться своей интуиции и говорить только то, что захочет услышать Демон.
– Любимая! Ты здесь, со мной, – шептал Эдмонт в бреду.
– Да, я с тобой! Я рядом, – отвечала Орхидея.
Демон взглянул девушке в глаза, потом посмотрел на ее губы и, проговорив: «Ты вновь моя», – поцеловал. Это был первый поцелуй Орхидеи с мужчиной, и она не оттолкнула Эдмонта. Внутри у нее все трепетало, погибало и воскресало. Она лишь вдыхала его ледяной аромат и теряла сознание от сладости вина на его губах.
– Милый, – сами собой произнесли ее уста.
Демон вновь взглянул на спутницу своим загадочным и неповторимым взглядом. Но этот момент не продлился долго. Вдруг глаза Эдмонта помутнели и потеряли сияние, напряженность сменила спокойствие.
– Ты? – словно ожидая увидеть перед собой кого-то другого, спросил Демон.
– Да. Это я, Луиза!
Орхидея не сразу поняла, что мираж, вызванный самим Эдмонтом, уже рассеялся. Демон отрезвел после сиюминутного блаженного опьянения.
– Луиза!? Я произнес ее имя?
– Да… Эдмонт, Вы очнулись?
– Давно. Нам не стоило экспериментировать с этим, – последовал ответ. – Ты не Луиза и никогда не будешь ею.
Демон исчез из зала, и всё – декорации, стол, музыка – исчезло вместе с ним.
– Эдмонт! – позвала Орхидея, но он не вернулся.
Перед ее глазами стоял его облик, печальный и встревоженный. Девушка тяжело вздохнула и зарыдала. «Папа, мама, если б вы только знали, какой он несчастный из-за любви, – шептала она, глотая слезы. – Я не могу оставить его». Тихо напевая мелодию из произведения Гайдна, Орхидея вернулась в свою комнату.
Там на нее нашло вдохновение, и ей захотелось написать портрет Эдмонта. Когда она закончила, все было идентичным оригиналу, но что-то все равно было не так. Орхидея не могла внести в свое творение взгляд Демона, который невозможно было запечатлеть на бумаге.
– Почему его взгляд так будоражит мою душу? – воскликнула она с безысходностью в голосе.
После заточения в этом мрачном замке Орхидея и представить себе не могла, что не захочет покидать его владельца. Никогда еще она не испытывала столь тягостного и одновременно сладостного трепета по отношению к Демону. Отныне засыпая и просыпаясь, она представляла себе лицо Эдмонта, мысленно гладила его по щеке и целовала в губы.
– Орхидея, проснись!
Добровольная узница очнулась ото сна и взглянула на объект своих мучений и желаний. Она не помнила, как уснула. Ей казалось, что она только-только легла.