Непосредственное руководство войсками ударной группировки планировалось осуществлять оперативной группой во главе с командующим армией и штабом (начальник полковник В.Е. Рубцов) со вспомогательного пункта управления в районе Хмели. Чтобы скрыть от противника подготовку к предстоящему наступлению, штаб фронта запретил вести усиленную разведку в районе предстоящих боевых действий. Это запрещение, конечно, было грубейшей ошибкой. В этом районе действовала только разведка 45-й стрелковой бригады, оборонявшейся на правом фланге армии на фронте Большое и Малое Князево – Залучье. Она не могла дать достоверных данных без воздушной, артиллерийской, инженерной разведки. Поэтому к началу операции совершенно не была вскрыта система обороны противника, группировка его сил и средств, опорных пунктов и узлов сопротивления. Не был вскрыт даже истинный передний край обороны противника [255] .
Это было характерно не только для этого конкретного случая. Бывший командующий 6-й воздушной армией Федор Петрович Полынин пишет:
Командование 1-й ударной армии явно недооценило силу сопротивления противника и переоценило наступательные возможности своих войск. Привлекаемые к наступлению соединения и части, кроме 23-й гвардейской стрелковой дивизии, имели большой некомплект личного состава и вооружения. Так, 129-я имела всего 1950 активных штыков, 86-я бригада – около 600. К тому же личный состав был измотан прошедшими боями. Только 23-я гвардейская стрелковая дивизия насчитывала 9650 человек личного состава [256] .
Количество боеприпасов всех видов, выделяемых для операции, определялось лимитами, а они были весьма низкими. Низкие лимиты были и на другие виды довольствия. К началу операции материальные запасы составили: артиллерийских выстрелов – 1–2, мин – 2, патронов – 0,9 боекомплекта, продовольствия – 2–4, фуража – 1,9 сутодачи.