Дело о полку Игореве

Никакого намека на кухню в апартаментах Гийаса ад-Дина не было. Не было также заметно и признаков постоянного женского присутствия, хотя некоторые предметы туалета и обихода, особенно бросавшиеся в глаза в спальне, ясно говорили о том, что временная супруга посещала боярина с завидной регулярностью, в том числе – и совсем недавно. Характер известной тележурналистки восстанавливался по перечню состоянию и степени разбросанности оных предметов с легкостью: взбалмошная и напористая, талантливая и безалаберная, самовлюбленная и понятия не имеющая о том, что первая обязанность женщины – это поддержание уюта в жилище. «Нет, – подумал Баг, – Стася не такая. Она… она аккуратная». Впрочем, ему тут же пришло в голову, что и сам боярин, судя по всему, не особо стремился к уюту и не ведал, что он приятен.

На антикварном ветхом туалетном столике времен, наверное, еще Омейядов, растолкав, подавив и частично опрокинув благоуханную армию скляночек и баночек с косметикой, милых сердцу любой настоящей женщины и вселяющих возбудительное чувство превосходства над женщинами в сердце любого настоящего мужчины, угловато и чужеродно громоздилась забытая видеокамера – словно ледяной астероид, вдруг рухнувший в персиковый сад. Баг поджал губы.

«Три Яньло мне в глотку! – подумал он. – Готов поспорить на десять лянов, что эта Шипигусева ни разу не навестит мужа в больнице. Разве только чтоб сделать репортаж про то, как неуважительно обходятся с законопросителями лекари силовиков. Ладно. Их дела».

И он приступил к осмотру шкапов.

Книжное собрание боярина впечатляло не менее, чем коллекция трубок. В шкапах, казалось, было все: от художественной литературы до узкоспециальных справочников, причем – на разных языках. Баг с удовольствием узнал «Уголовное уложение династии Тан» в четырех томах, с остроумными и весьма глубокими, хотя и несколько вольными толкованиями преждерожденного Юя[35]. Минут пятнадцать Баг, забыв о цели прихода, упоенно листал старые, дорогие сердцу издания классических романов – от ксилографического «Мира без войны» до «Первица начинается в шестерицу» с иллюстрациями, выполненными в порядке культурного обмена знаменитым западным мастером Гюставом Дорэ; для этих книг был выделен особый шкап. Отдельно стояли подшивки журналов: «Юлдуз», «Нева-хэ», «Лошади и гончие»…

Изрядно понюхав пыли, Баг осмотрел все шкапы, но ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего «Слово о полку Игореве», так и не обнаружил.

«Странно, – подумал он с некоторым раздражением, – в таком собрании – и нет „Слова“… ни единого издания. Даже как-то подозрительно». Этакое книгохранилище просто не могло обойтись без одного хотя бы экземпляра эпоса, и если его не обнаруживалось – это о чем-то говорило. Только вот о чем?

Но ведь Галицкий сказал – оно было!

Причем – неизвестное ему издание…

Тогда Баг стал методически обшаривать комнату за комнатой, поднимая ковры, вороша подушки, отодвигая мебель, простукивая стены и пол, но ничего, за исключением завалившегося за плинтус металлического ляна, выпущенного по случаю водворения мощей Бодхидхармы в Александрийский Храм Света Будды, не обнаружил.

И ничего, напоминающего пепел сожженной бумаги.

Не было «Слова» и на выходящем в уютный зеленый дворик балконе: там в горшке росла маленькая и бойкая березка.

– Гм… – уныло сказал себе Баг; глянув вниз, он обвел дворик взглядом и, помимо зеленых насаждений, детских грибочков и стариковских лавочек, в последнем свете убегающего вечера увидел притулившиеся за низкой кирпичной оградой бачки для мусора. – Гм…

Кажется, их посещение и подробное знакомство с содержимым становились насущной необходимостью. А он так хотел этого избежать!

Вотще.

Баг спустился во двор и неохотно приблизился к бачкам. Бачки были ухоженные, выкрашенные жизнерадостной краской. И – почти пустые. Баг обрел в них лишь пять пластиковых мусорных мешков черного цвета.

Разной степени наполненности.

Оглядевшись по сторонам и не заметив ни души, Баг крякнул и, распоров самый худой из мешков, расстелил пластик на земле. Методично опорожняя мешки на пластик, он внимательно рассматривал их содержимое, шевеля его предусмотрительно отломанной от куста веточкой.

«Сейчас, верно, кто-нибудь уже вовсю звонит Крюку, – мрачно думал он. – У нас во дворе завелся мусорный маньяк! Приезжайте-заберите…»

Сломанная кукла Маша.

Ветхая кукла Мойша.

Ароматные остатки чьего-то ужина.

Две разбитые тарелки цзиндэчжэньского фарфора.

Мятая газета «Вечерняя Александрия».

Всякая дрянь.

Опять вотще.

Баг водворил мусор обратно в баки, бросил туда же веточку и аккуратно накрыл баки крышками.

Отряхнул руки и скорым шагом вернулся в апартаменты соборного боярина. В роскошной ванной комнате тщательно вымыл руки весьма душистым жидким мылом.

Потом прошел в кабинет, уселся на стул и погрузился в раздумья.

Итак…

В помойке книги нет. В комнатах книги нет. То есть много всяких книг есть, а «Слова» – нет.

С Галицким Гийас поделиться не захотел – домой забрать книгу не разрешил. Дорожил книгой. От себя не отпускал.

Да что это за «Слово» такое в конце концов?!