Дело № 3. Вертеп санаторного типа

— А при чём тут верблюд? — недоумевал Нил.

— Какая тебе разница, — занервничала Зинаида. — Говорю вам, что Цветов был здесь.

— Спокойно, без паники! Я второй раз не хочу помощь оказывать, — остановил её Виталий. — Сейчас зайдём и посмотрим! Делов-то…

Дверь в сарай была заперта снаружи на ржавый засов.

Легко проникнув в помещение, заваленное дровами и заставленное вдоль стен корзинами, коробами, неисправными капканами и рыболовными снастями, они прохаживались по скрипучему полу и заглядывали в пыльные углы.

В сарае Цветова не было.

Зинуля подошла к окошку и пальцем провела по контуру рисунка. От тепла кожи мутная полоса расползалась и становилась более прозрачной.

— Вчера рисовали, — подтвердил её догадки Валентин. — Значит, ещё вчера он был здесь. Свежих следов от транспорта я не заметил. С вечера-то их привьюжило, а утром мы приехали… Нет свежих следов…

— Что ты этим хочешь сказать?

— Не сказать, а доказать. Он — здесь! Живой или мёртвый — не знаю, но сто процентов, что здесь…

— Свят! Свят! Ты где? — изо всех сил закричала Зиночка.

Она бегала по двору и орала что есть мочи.

— Успокойся! — схватил её за плечо Виталий. — Чего орать-то — лес кругом. Сейчас зайдём в дом и у хозяина вежливо спросим…

Зинаида, даже не подумав разуться, залетела в комнату и замерла на пороге как вкопанная…

У стола — со связанными за спиной руками и заклеенным полосой широкого, серебристого скотча ртом — сидел Цветов. Он посмотрел на Зину мутными глазами и запрокинул голову навзничь…

Всё!..

Сдерживать себя Зинаида больше была не в силах. Она рывком стянула с плеча Валентина автомат и наставила чёрное дуло на гнусно ухмыляющегося «хозяина тайги».

Сейчас Зину совсем не интересовала какая-то абстрактная справедливость или какие-то мотивы поведения этой семейки. Вся жалость и сострадание вылетели у неё из головы, стоило ей увидеть Свята. Вот он — Свят, которого она любит, несмотря ни на что, а вот они — его похитители… Что они с ним сделали? Какой гадостью накачали?

— Тихо, тихо… — вкрадчиво ласковым голосом произнёс Виталий и молниеносным движением вырвал из её рук оружие. — Спички детям не игрушка! — добавил он, легко перекидывая «Калашников» брату. — А ты, Валёк, чего бдительность потерял? В кузове башку продуло?

— Ох! — выдохнул Нил и со страхом посмотрел на застывшую словно изваяние Зинулю.

— Ох! — эхом отозвался егерь и, взявшись за сердце, привалился к стене. — Вы что творите, ироды? — с ненавистью простонал он. — Горю убили, а теперь и нас пристрелить решили?

— Ты, дядя, горлом не бери и на жалость не дави! — осадил его Виталий. — Видишь, какая у заложника вашего невеста темпераментная. Так что шутки в сторону, второй раз я Зинаиду Львовну сдерживать не стану. Объясни нам: как господин Цветов — всемирно известный иллюзионист, гражданин Швейцарии — у вас дома оказался? Да ещё практически в бессознательном состоянии…

— Почему гражданин Швейцарии? — оторопело произнёс Храпунов.

— По кочану! Рассказывай, говорю!

— Он — убийца нашего Игорька! — дрогнувшим голосом заявил Егор Назарович. — А как поняли-то, что у нас он? Кто из этих «додиков» проболтался? Вот ведь гады! Колечко выманили и всё равно сдали!

— Как «пленного» сюда доставили? — снова задал вопрос Виталий.

— Я вертолётчику сказал, что это — мой кореш армейский, что перепил на радостях… Вертолётчик свой, проверенный…

— Чем «кореша» поил? — поинтересовался Виталий, щупая пульс на руке у Свята.

— Знамо чем — клофелином[19]… Ночью — чтоб в сарае не замёрз — повторно в чай подмешал и в избу перетащил. Вот он — мешок-мешком… В кладовке прятали.

— Ах ты, доктор-фармацевт недоделанный! — не смогла сдержаться Князева. — Ты что, гад, не знаешь, что от чуть большей дозы клофелина люди умирают? Фашист проклятый!

— А что за «додики»? — хмуро посмотрев на егеря, продолжил допрос Виталий.

— Не твоё дело! — отмахнулся Храпунов. — Забирайте вашего швейцарца и уходите.

— Ты мне ручонками тут не размахивай! А то…

— Что — «а то»? С работы уволите? Выговор в трудовую книжку устроите? — снова осмелел егерь. — Не пугай!

— А я и не пугаю… — ответил Виталий. — Тебя, «храбрый дядя», сейчас от «выговора с занесением в грудную клетку изрядной порции свинца» может спасти только, как говорится, чистосердечное признание. Твоя мерзкая жизнь сейчас висит на таком тоненьком волоске, что стоит вон той разъярённой даме — между прочим, моему непосредственному сейчас начальнику — только глазом моргнуть и… Закон — тайга, прокурор — медведь…