— Пока ничего, — пожал плечами Борисов. — Объяснились. С остальными женщинами в моей жизни она готова мириться, точнее говоря, делать вид, что их нет. Это если я ее правильно понял, нам немного помешал флот Галлии объясниться, а потом разные дела. Подрались чуть-чуть бок о бок, она на выручку Фридриху ринулась, да, в общем, и все.
— Понятно, — пробормотала Матильда. — То есть она не будет с нами сражаться?
— Открыто? Нет, — ответил Борисов. — Честно, если бы не союз с Фридрихом, выставил бы я эту Мод за дверь или отослал к Агнес. Она — зрелая женщина и боец, хрупкое перемирие и захват части добычи не продлятся долго. Она или потребует всего, или уйдет, а вот так вот раскрывать ей все тайны — опасно.
— Но все же она летит с нами на Альбион?
— Вы же не против такого, а всё остальное — мелочи, в интересах дела. Или вы уже передумали?
— Нет, нет, просто, — Матильда замялась.
Борисов отвел ее в сторону, благо в официальной части, участвовать ему не нужно было. В первом ряду стояли Генриетта и Тиффания, на которую поглядывали все. Некоторые просто пожирали глазами, особенно грудь и уши. Борисов решил не терять момента, и Тиффания, что называется, официально навострила уши, перед всем миром. Конечно, это добавляло некоторого веса крикам Джозефа о заговоре эльфов, но легализация и шаг к возможному открытому привлечению остроухих к войне с Галлией стоили того. Плюс легализация эльфийки в качестве жены, да и в целом, если правильно подойти к пиару, то можно будет… нет, не помириться с эльфами, но значительно смягчить их облик в глазах народа. Да, опасные, живут где-то там далеко, и в целом нелюди, но готовы прийти на помощь и вообще. Тут, конечно, еще предстояло работать и работать, но Борисову было не привыкать.
Он не успел уточнять и переспросить, почему замялась Матильда, так как та уже продолжала:
— Тиффания попросила уточнить. На всякий случай. Корабль тесный, мало ли, будут конфликты, ей придется вмешаться, а обстановка и без того достаточно напряженная.
— Да, конфликт с Германией сейчас не нужен, — согласился Борисов. — Я буду при Мод во время перелета, а потом на Альбионе ей найдется, чем заняться. Главное — начать, так сказать.
— И когда ты планируешь… начать? — прищурилась Матильда.
— Не знаю, — пожал плечами Борисов. — Тут скорее надо, чтобы она сама на меня прыгнула и все прочее, что полагается.
Матильда вздохнула, ощутив приступ ревности. В этой затянувшейся поездке Аргус был только с ней, и она как-то привыкла к этому. Остальные были далеко, и она подсознательно считала, что Аргус ее и только ее. И ладно бы только Тиффания, в конце концов, подруга детства, но тут еще вылезла эта Мод! И главное, сама Матильда и Тиффания фактически подталкивали Аргуса в спину, чтобы тот переспал с Мод. Один в один ситуация с Тиффанией, только тогда в спину толкали Матильда и Сиеста. И началось все в интересах дела, но теперь, внезапно, проснулась ревность, кричащая: «Моё! Не дам! Не трожь!»
Она подавила приступ и пересилила себя, сказала.
— Только в кровь ей все не стирай, а то перепугается, бросит всё.
— Она ж не юная Генриетта, а опытная женщина и офицер, — отмахнулся Борисов. — Такая сама кому угодно, что угодно в кровь сотрет.
Матильда не стала спорить, просто ушла.
— Что-то случилось? — спросила Матильда. — На тебе лица нет!
— Работали над Луизой, — устало ответила Тиффания. — Выматывает не столько магия, сколько боязнь перестараться, вложить излишек силы в заклинание! Генриетта так трогательно переживала за Луизу, что я нервничала больше обычного.
— Понятно. Давай, помассирую шею и виски.
Тиффания охотно откинулась в кресле, подставила голову Матильде. Та, совершая расслабляющие пассы, почти без магии, думала о своем. О вспышке ревности, случившейся сегодня. О том, что Аргус ее предупреждал об этом еще вечность назад, в лесу возле столицы Тристейна, где они заключили договор. Но тогда сама Матильда не поняла предупреждение, а теперь же было уже поздно протестовать. Да и не хотелось, нынешняя жизнь была как раз тем, чего не хватало воровке Фуке.
Поэтому невольно мысли Матильды еще днем, после разговора с Аргусом, обратились к остальным… женщинам Аргуса. Ведь они живут мирно? Да и сама она как-то не испытывала ревности ни к Тиффании, ни к Сиесте, по крайней мере сейчас не испытывала. Обдумывая ситуацию, перебирая всех, Матильда пришла к неожиданному выводу. Сиеста любила женщин и Аргуса, и Тиффания поступала так же. О Лаэ можно было и не спрашивать, термин «эльфийская любовь» говорил сам за себя, а то, что Сиеста натаскает «Высокорожденную» в нужном ключе было понятно без слов. Соответственно ей, Матильде, чтобы не отрываться от остальных и в то же время противопоставлять себя Мод, следовало поступить так же.
Любить остальных жен и Аргуса.
И Матильда отлично помнила воздействие афродизиака, страсть к Тиффании, когда ее тело казалось ей самым возбуждающим и желанным в мире. Помнила и сейчас силилась пробудить в себе те чувства, но приходили лишь воспоминания.
— Матильда, мне больно, — сказала Тиффания жалобно.