Деление на ноль

Король Джозеф со свитой ехал по Лютеции, приветственно взмахивая рукой, под восторженные крики горожан. В глазах своих подданных Джозеф выглядел хорошим королем, заботящимся о стране. Не завышал налоги, не грабил, поддерживал порядок, и даже войну вел вне пределов Галлии. Поэтому крики были вполне искренними, без принуждения, хотя, надо заметить, самого Джозефа этот аспект жизни подданных не сильно заботил. Он мыслил категориями королевства и Халкегинии, и любовь простых людей воспринимал как нечто само собой разумеющееся.

В огромной булочной, мимо которой проезжал Джозеф, находились двое. Наемник, обычный пехотинец, с мечом на поясе, без знаков различия армии Галлии, и пекарь, руки и фартук которого были присыпаны мукой.

— Такой шанс, — пробормотал пекарь. — И зачем вся эта скрытность?

Наемник промычал что-то одобрительное. Булочная на центральном проспекте, с огромной витриной, стеклами, репутацией, заказами из королевского дворца, обошлась агентам Эверетта в копеечку. Прекрасное прикрытие, легализация, куча возможностей, но ни одна из них не позволяла совершить покушение на короля Галлии, не раскрывая причастности Альбиона.

Приказ сверху был однозначен и ясен, и поэтому агенты Альбиона лишь наблюдали.

— Шанс то не слишком и велик, — возразил наемник, — смотри сколько свиты! Полно магов, на расстояние удара мечом не подберешься, из ружей не слишком попадешь с такого расстояния. Отравить его булочками и то надежнее.

— Да те булочки пробуют предварительно, проверяли, — пробормотал пекарь.

— Ну а здесь полно людей, которые прикроют Джозефа. Вон, видишь, как горожане радостно кричат? Шанс ранить короля не стоит гибели всех наших, да и то, те, кто останутся в живых позавидуют мертвым. Пытки будут долгими и знатными, со всеми условиями.

— И все равно, я бы ударил! — сказал пекарь. — Кинули бы жребий, один из нас ударил бы, подобравшись ближе.

— Так в чем дело, иди и подберись, видишь, король едет не спеша? — предложил наемник.

— Пекарь с пистолетом? Тут маг нужен! Желательно владеющий оружием.

— Ага, кину в него каплю огня и заколю мечом, — усмехнулся наемник. — Тут нужен маг-квадрат, а не точка, вроде меня. Эх, если бы не требования к скрытности, можно было бы и выйти. Не в прямую атаку, конечно, где полягут все наши, а что-нибудь такое, в стиле «ударил и убежал».

— Или отравленную булочку подсунуть, в числе прочих, — вздохнул пекарь.

Они оба думали об одном и том же. Что требования не раскрывать причастность Альбиона к покушению, конечно, связывают их по рукам и ногам, но зато оба пока еще живы. Прямое нападение еще неизвестно как повернется, вон в Лондиниуме у людей Джозефа ничего не получилось. Конечно, их кто-то выдал, но где гарантии, что их самих никто не выдаст? Лучше уж так, обсуждать неосуществленное, чем валяться в могиле изуродованным трупом.

Если, конечно, руководство, не переменит решения и не посчитает, что Джозефа нужно убить любой ценой.

— Вы хотели меня видеть, матушка? — спросила Генриетта встревоженно, заходя в кабинет королевы Марианны.

Конечно, формально это был королевский дворец Тиффании в Лондиниуме, и бывшая королева Тристейна вроде бы не имела никаких прав распоряжаться, но формальностям в этот раз пришлось уступить. Королева Марианна управляла Альбионом и немного Тристейном, западной его частью, и фактически жила теперь в Лондиниуме. Поэтому Генриетта решила, что мама вызывает ее в столицу Альбиона по каким-то государственным делам, касающимся Тристейна, раз уж Тиффания не упоминалась в письме.

И раз уж вызывает, значит это срочные и не очень хорошие дела, поэтому в голосе Генриетте звучала тревога. Она представляла себе, что Галлия или Германия вторглись на запад Тристейна, уничтожили всех, кто там находился, убили герцогов Вальер, разбили войска. И самое наихудшее: Агнес придется уехать туда, на войну, оставив ее одну. То, что Агнес могут там убить, лишь добавляло тревоги и трепета мыслям королевы Тристейна.

— Да, Генриетта, — голос королевы Марианна был почти лишен эмоций. — Да. Я хотела тебя видеть. Нам надо поговорить.

— Что-то нехорошее… с Тристейном? — выдавила из себя Генриетта, садясь напротив матери.

— В каком-то смысле да, — кивнула Марианна.

— В каком?!

— Ты — королева Тристейна, в каком-то смысле ты и есть Тристейн, — сказала Марианна.

Генриетта захлопала глазами.

— Поэтому все нехорошее, что случается с тобой, отражается и на Тристейне.

— Боюсь, я не понимаю, — залепетала Генриетта, собираясь с силами, взывая к надежде «она не может знать!»

— В тот день, когда привезли эльфийку, я видела тебя и капитана твоих мушкетеров, Агнес, кажется, — сказала Марианна.

Сердце Генриетты ухнуло куда-то, а сама она ощутила отчаяние, страх, стыд, и одновременно с этим ярость и гнев. На себя, за то, что в тот день в страхе побежала искать утешения у Агнес, забыв об осторожности. На маму, за то, что та подсмотрела. И опять на себя, за слабость и страх. Агнес сильная, подумала Генриетта, она боец, значит, и я должна сражаться.