Делегат грядущего

— Нет… Зачем я? Раис приказал… Ты большой гость… Вот, по бедности нашей, маленький достархан.

— Эх, вы!.. Как можно так расшвыриваться колхозным скотом… Постановленья не знаете?

Азиз смутился:

— Знаю… Ничего, один баран!

— А сколько так за год зарезали?

— Только когда важный день у нас.

— Ты не увиливай. Скажи число — сколько?

— Ну, считать, — двадцать будет. Зачем сердишься, рафик Хурам? Ты наш гость дорогой.

Хурам умолк, раздосадованный и недовольный, ища выхода из созданной угощеньем неловкости. Баран, однако, уже зарезан. Отказаться есть? Будет обида. Принять как должное? Нельзя. С поголовьем в районе плохо, а тут… Словно ты эмирский чиновник!

Насретдин развалил на части баранью голову, подал Хураму почетный кусок. Скрыв негодованье, Хурам принялся есть, чувствуя, что сразу испорченное настроение лишает его аппетита. Пиршество двинулось полным ходом. Дехкане поглощали плов с наслаждением, но Хурам угадывал в каждом из них мысль о происхождении этого плова и о том, что существо власти во веки веков неизменно.

В полчаса все было съедено и запито крепким чаем. Дехкане утирали пальцами жирные губы. Теперь собрание могло продолжаться долго. «Текущие дела», — сказал Азиз.

— Спроси о воде, — шепнул Хурам.

— Абдуфато здесь? — обратился к толпе Азиз.

Абдуфато неохотно приподнялся и тотчас же снова сел.

— Тебе по норме полагалась вода. Три дня назад ты оросил свой участок. Вчера вода должна была пойти к Лола-хон, а ты ночью закрыл канал, воду к себе пустил. Выходит, ты украл воду?

— Не украл… по закону взял… Разрешение есть.

— Кто давал разрешение?

— Раис.

Насретдин вмешался:

— Я не давал.

— Слышишь, что он говорит? Какой же раис тебе разрешение дал?

— Мертвый раис.

— Бумагу тебе написал?

— Зачем бумагу? Сам сказал.

В толпе послышались смех и иронические голоса:

— С неба сказал!

— На мертвого хорошо говорить!

— Врет он на моего раиса, — с террасы крикнула Лола-хон. — Он с Насретдином сговорился, я знаю. Насретдин сказал: разрешенья писать не буду, пойди сам возьми, закрою глаза, ничего не скажу.

— Верно она говорит, Насретдин?

— Врет она. Я ничего не сказал.

— Значит, если Насретдин говорит правду, — вмешался Хурам, — то выходит, что ты, Абдуфато, украл эту воду, потому что не мог же мертвый раис знать, что вчера твоей бригаде понадобится вода?

Абдуфато не нашел ответа и оглянулся, словно ища поддержки.

— А зачем тебе столько воды? Ведь для хлопка больше, чем по норме, не нужно?

Абдуфато молчал, и с террасы снова крикнула Лола-хон:

— Он просто нам портить хочет! Ему хватает воды, а он чужую ворует — на ветер выпускает ее, байское дело делает!

— Абдуфато, отвечай, правильно она говорит?

Видимо поняв, что ему не отвертеться, Абдуфато ответил со злобой:

— Ну, правильно, больше воды беру…

— Для чего? — повысил голос Азиз.

— Земля такая у нас.

— Какая же это?

— Соленая слишком земля, — шныряя глазами по сторонам, вытянул из себя Абдуфато. — Надо больше воды — промывать ее. Хорошую землю себе они взяли, плохую нам дали… Ничего не возражаю, пусть нам будет меньше воды, только дайте тогда другую землю!

— Товарищи… Правду он говорит, что земля соленая?

— Врет он, одинаковая земля…

— Ну, пусть одинаковая, — снизив голос, ядовито пробормотал Абдуфато. — Только мы вовсе не будем сеять тогда…

— Спроси: кто это мы? — шепнул Азизу Хурам.

Азиз громко повторил вопрос.

Абдуфато беспомощно оглянулся:

— Мы… ну, дехкане, скажу… Вся бригада.

— Кто же, кто? Назови фамилии.

Абдуфато опустил голову.

— Говори! — распаляясь, крикнул Азиз.

Сосед Абдуфато вскочил и плюнул на землю:

— Правильно он говорит: не годится земля.

— А, это ты, Файзулла! — сощурил глаза Азиз. — Кто еще думает так?

Файзулла завертелся и, тыча пальцем в головы сидящих вокруг, в ярости прокричал:

— Он думает!.. Он думает!.. Он тоже думает!..

Единомышленников Абдуфато оказалось семь человек. Азиз быстро записал их фамилии.

— Кто они? — тихо спросил Хурам Насретдина. Тот замялся и так же тихо, не поворачивая головы:

— Не знаю… колхозники.

— Знаю, что колхозники, — чуть повысил голос Хурам. — Спрашиваю, кто они, бедняки?

Азиз, услышав, кинул намеренно громко:

— Два середняка, хвосты байские. Один торговцем был раньше, остальные — ничего, бедняки.

— Кто это — бай, бай? Нет баев среди нас! — яростно выкрикнул Файзулла. — Зачем врешь на нас?

Лола-хон подступила к краю террасы.

— Как это нет? Сам бедняк, голова дурная, о других молчи! А почему мой раис, когда жив был, хотел исключить Абдуфато из колхоза?

Абдуфато взбеленился:

— Врет она на меня! Ей, дряни, верить нельзя!

Простучав по лестнице башмаками, Лола-хон быстро сбежала вниз:

— Я дрянь? Ты, собака, смеешь говорить — я дрянь? Я тебе в глаза наплюю, если я дрянь!..

Разъяренный Абдуфато схватил ее за плечо. Подоспевший Азиз отбросил его руку и отвел в сторону тяжело дышащую Лола-хон.

С террасы чей-то женский визгливый голос:

— Зачем защищаешь?.. Правильно, продажная девка она!

Кто-то в толпе изумленно воскликнул: «Ой бо!» Все обернулись к террасе. Уродливые треугольные манекены женщин были сплошь одинаковы: ни одного лица, только черные провалы сеток.

— Кто сказал? — крикнул Азиз.