Делай деньги!

— Чего? Ночь на дворе!

— У меня подписан ордер № 37, — сказал Мокрист флегматично.

Окошко захлопнулось. Он еще подождал под дождем. На этот раз прошло три минуты, прежде чем ему открыли.

— Чего? — спросил новый голос, пропитанный недоверием.

О, хорошо. Это был Беллистер. Мокрист обрадовался. То, что он запланировал на сегодня, поставит тюремщиков в очень неудобное положение, а некоторые из них были славными ребятами, особенно по отношению к смертникам. Но Беллистер был тюремщиком старой закалки, подлых дел мастер, агрессивный тип, который не упускал случая превратить жизнь арестанта в ад. Дело было даже не в том, что он плевал тебе в миску с сальной баландой, — главное, у него не хватало совести даже на то, чтобы сделать это, пока ты не видишь. И он издевался над слабыми и испуганными. Было здесь и еще одно преимущество. Беллистер терпеть не мог стражников, и те отвечали ему взаимностью. Грех этим не воспользоваться.

— Пришел забрать арестанта, — пожаловался Мокрист. — Стою тут под дождем уже пять минут!

— И еще постоишь, сынок, пока я не скажу. Покажи мне ордер!

— Здесь сказано, Сычик Дженкинс, — сказал Мокрист.

— Ну так показывай!

— Мне велели отдать вам бумажку, когда заключенный будет у меня, — сказал Мокрист, образец флегматичной настойчивости.

— О, да ты у нас законник, что ли? Ну ладно, Эйб, запускай этого ученого.

Окошко снова закрылось, и калитка с лязгом отворилась. Мокрист вошел в двери. Внутри караулки лило так же, как и снаружи.

— Мы с тобой раньше не виделись? — спросил Беллистер, склонив голову набок.

— Начал только на прошлой неделе, — ответил Мокрист. За его спиной дверь снова закрылась. Лязг засова эхом прокатился в его голове.

— Почему ты один? — спросил Беллистер.

— Не знаю, господин. Это надо у мамы с папой спросить.

— Не остри мне тут! Конвоиров должно быть двое!

Мокрист вяло пожал мокрыми плечами, выражая полное безразличие.

— Двое? Я ничего не знаю. Мне просто сказали, что это мелкий засранец, от которого хлопот не будет. Хочешь, можешь сам проверить. Вроде его срочно требуют во дворец.

Дворец. Это приглушило блеск мелких гаденьких глазок тюремщика. Человек разумный не станет стоять на пути у дворца. И было логично послать на это неблагодарное дело в такую жуткую ночь какого-то недалекого новичка. Беллистер поступил бы точно так же.

Он вытянул к нему руку с требованием:

— Ордер!

Мокрист отдал ему хлипкую бумажку. Тот прочитал ее, заметно шевеля губами и явно надеясь, что с бумагой что-нибудь не так. С этим проблем не будет, как бы он ни сверлил ее взглядом. Мокрист прикарманил несколько бланков, пока господин Шпулькс заваривал ему кофе.

— Его вздернут утром, — сказал Беллистер, поднося листок к фонарю — Зачем он им сейчас понадобился?

— Почем мне знать, — сказал Мокрист. — Только давай побыстрее, я сменяюсь через десять минут.

Тюремщик наклонился к нему.

— За одно за это, дружок, я пойду и проверю. Всего один конвоир? Лучше перебдеть, да?

«Хо-ро-шо, — подумал Мокрист. — Все идет по плану. Десять минут он будет спокойно пить свой чай, просто чтобы проучить меня, еще через пять минут выяснит, что семафоры не работают, еще через секунду решит, что в такую ночь его сдует, если он будет чинить неисправность, еще секунду будет думать: документы были в порядке, он же проверил бумагу на водяной знак, а это самое главное… плюс-минус двадцать минут».

Он, конечно, мог и ошибаться. Могло случиться все, что угодно. Беллистер мог прямо сейчас звать на помощь своих товарищей, он мог отправить кого-то через черный ход за настоящим стражником. Будущее было туманно. Разоблачение могло быть совсем рядом.

Лучше не бывает.

Беллистер отсутствовал двадцать две минуты. Медленно приблизились шаги, и показался Дженкинс, пошатываясь под весом оков. Беллистер сзади подгонял его дубинкой. Парень никак не мог идти быстрее, но это не мешало его подгонять.

— Вряд ли нам понадобятся кандалы, — быстро сказал Мокрист.

— Ты их и не получишь, — ответил тюремщик. — Потому что от вас, собак, их потом назад не дождешься!

— Ладно, — сказал Мокрист. — Давай, тут холод зверский.

Беллистер заворчал. Весельчаком его было не назвать. Он нагнулся, расстегнул кандалы и выпрямился, держа арестанта за плечо. В другой руке, протянутой Мокристу, был планшет.

— Распишись! — скомандовал он. Мокрист расписался.

Теперь наступал магический момент. Тот, из-за которого документы играли такую роль в грязной жизни тюремщиков, надсмотрщиков за ворами и охотников за попрошайками, потому что единственное, что в любое время имеет реальное значение, это habeas corpus: чья рука держит вора за шиворот? Кто несет ответственность за этот корпус?

Мокрист прежде проходил через это, будучи субъектом действия, был знаком с процессом. Арестант перемещался по бумажному следу. Если его найдут в канаве, то последнему расписавшемуся за этого арестанта придется ответить на несколько вопросов в жесткой форме.

Беллистер толкнул арестанта вперед и изрек проверенные временем слова:

— Арестанта сдал, господин! — рявкнул он. — Хай беса в корпус!