Из первого разговора, который и разговором-то не был – после занятий стояли в подсобке у дверей, мешали всем – Тихоня запомнил немногое. То ли от неловкости ситуации, то ли от остатков сомнений в себе, Тихоня городил какую-то чепуху про самочувствие, настроение и не знал как задать хотя бы один из главных вопросов… Волк отнёсся с пониманием к робости собеседника и, сказал, что большинство «неразрешимых» проблем любого человека, будь то здоровье или более тонкие материи, вполне разрешимо и лежит в области отношений с окружающими людьми, а чаще всего с родителями, точнее, каких-то связей с ними. Тихоня довольно приблизительно понял, что кто-то на ком-то «сидит», держит и не пускает, что многие дети остаются детьми до старости и не могут принимать самостоятельных решений, что плюс к тому здесь замешано мужское и женское начало, и, наконец, что он, Тихоня, может и не выбрать житьё своей головой, это не смертельно, просто серо, уныло и неинтересно. Последнее утверждение оказалось более чем спорным и Тихоня однажды, представ перед выбором «или – или», в полной мере испытал все чувства человека балансирующего на краю пропасти! И для него, Тихони, не серо и уныло, а вообще никакой иной жизни уготовано не было, кроме своей собственной, своего собственного пути, поначалу туманного и неясного, оттого и страшного, которого хотелось избежать всеми способами, но который был необходим и нёс в себе лишь благо… Короче, Волк пригласил обращаться к нему по мере необходимости и, если понадобится, пообещал поддержку своей жены, по его словам, настоящего мастера своего дела, гораздо более мощного чем он. Тихоня воодушевился, повеселел, силы заметно прибавились, и даже появилась надежда на возвращение детской жизнерадостности, некогда сопровождавшей его постоянно. Оставленный ею в последние годы, Тихоня всё же умудрялся сохранять оптимизм. И не восторженный, а спокойный, прагматичный, понимающий в какой среде находится. Именно оптимизм и твёрдая вера, что как бы то ни было, а всё будет рано или поздно хорошо, всегда помогали и вели Тихоню по жизни, всякий раз доказывая свою правоту. Так было и тогда когда его выгнали из Школы (точнее, он ушёл сам потому что Сирене удалось кого-то уломать и Тихоне предложили написать заявление по собственному желанию, ибо, в противном случае, путь обратно ему был бы закрыт раз-навсегда); и когда он долго не мог найти работу, но всё же нашёл; и когда занимался не тем, чем хотел, но не боялся признаться себе в этом и прекратить; и особенно тогда, когда в ситуации без надежд и продолжений вдруг появился Хитрый, сообщив Тихоне умопомрачительно-неправдоподобную новость о том, что в Школе какой-то Белый Дракон ведёт дополнительный набор в Группу Созидателей, где и сбылось предсказание Сирены… Примечательно, что Тихоня ни до ни после не общался с Хитрым. Они знали друг друга ещё по совместной учёбе во Втором филиале Центра Воздействий, но не стали в ту пору ни приятелями, ни друзьями – Тихоня безотчётно побаивался Хитрого и не стремился к приятельству с ним. У того тоже видимо были на это свои причины. Тем странней было его неожиданное появление спустя шесть лет. Тихоня так и не нашёл этому сколько-нибудь логичного объяснения, сочтя в итоге за иллюстрацию старинного правила – помощь всегда приходит с той стороны откуда не ждёшь… И она всегда приходит вовремя! Тихоня все шесть лет хорошо помнивший последний разговор с Сиреной, испытал давно не переживавшееся им чувство попадания в Точку Гармонии, когда ты в момент видишь всю картину того, что было, что нужно делать и, приблизительно того, что будет. Уговаривать его не пришлось и он едва ли не в тот же день отправился в Школу…
Появившись после длительного перерыва, Тихоня поразился тем изменениям, которые в ней произошли. Будто прошло не шесть лет, а несколько десятков… Проходя по знакомым коридорам и лестницам, Тихоня не узнавал их. Ему даже почудилось, что он попал в какое-то параллельное пространство, нереальное, фантастически противоположное тому, которое хорошо помнил. Его встретили обшарпанные, с остатками потемневшей краски стены, грязные шаткие полы, тусклое освещение в коридорах, кое-где выбитые окна, неотвязчивый запах перегоревшего табака и пыли. А главная лестница, на его памяти совсем недавно бывшая роскошной бело-мраморно-полированной гордостью интерьера, стала похожа на затерянный в запасниках музейный экспонат, посеревший от въевшихся «культурных слоёв» складской грязи. Завершало впечатление отсутствие толп Соискателей осаждающих вожделенную крепость – дело происходило осенью, учебный год был уже в разгаре и по непривычно полупустым просторам Школы стаями или по одному сновали озабоченные Ученики. Тихоня погрустнел от увиденного, но, с другой стороны, нашёл окружающую обстановку наиболее для себя подходящей – пускай грязно, зато тихо и спокойно, пусть тоскливо, зато меньше соперников и больше шансов…