Теперь апостола должен был судить тот самый суд, членом которого он сам был до своего обращения. Стоя перед иудейскими начальниками, он был спокоен; на его лице отражался мир Христа. “Устремив взор на синедрион”, он сказал: “Мужи братия! я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня”. Услышав эти слова, они снова пришли в ярость; “первосвященник же Анания стоявшим пред ним приказал бить его по устам”. При этом бесчеловечном повелений Павел воскликнул: “Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня. Предстоящие же сказали: первосвященника Божия поносишь?” Со свойственной ему вежливостью Павел ответил: “Я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано: "начальствующего в народе твоем не злословь".
Узнав же Павел, что
Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание разделилось; ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа, а фарисеи признают и то и другое. Сделался большой крик, и вставши, книжники фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу”.
В последовавшем замешательстве саддукеи стремились завладеть апостолом, чтобы предать его смерти; фарисеи же, напротив, стремились защитить его. “Тысяченачальник, опасаясь, чтобы они не растерзали Павла, повелел воинам сойти взять его из среды их и отвесть в крепость”.
Впоследствии, размышляя над горькими опытами того дня, Павел начал опасаться, что его путь неугоден Богу. Не совершил ли он ошибку, придя в Иерусалим? Не стало ли его желание сохранять единство с братьями причиной этой катастрофы?
Апостол глубоко переживал и мучился, что иудеи, будучи избранным народом Божьим, выставляли себя перед неверующим миром в столь неприглядном свете. Как могли относиться языческие начальники к тем, кто, считая себя приверженцами Иеговы, совершающими святое служение, в то же самое время находились во власти слепой, безрассудной ярости, стремясь погубить даже своих братьев, осмелившихся держаться иных религиозных воззрений, и превращая почтенный синедрион в балаган, в место ожесточенных споров. Павел понимал, что имя его Бога поносится перед язычниками.
Теперь он находился в темнице и знал, что его враги, кипя безрассудной злобой, прибегнут к любым средствам, чтобы уничтожить его. Означало ли это, что его работа в церквах закончилась и теперь в них войдут хищные волки? Павел принимал близко к сердцу интересы дела Христова, и его сильно тревожило, что те же люди, с которыми он столкнулся в синедрионе, подвергнут гонениям рассеянные церкви. В унынии и скорби он плакал и молился.
В этот темный час Господь не забыл Своего раба. Он защищал его от кровожадной толпы во внутреннем дворе храма; Он стоял рядом с ним, когда его дело разбиралось в синедрионе; Он был с ним в крепости, и теперь Он открылся Своему верному свидетелю в ответ на искреннюю молитву апостола. “В следующую ночь Господь, явившись ему, сказал: дерзай, Павел; ибо как ты свидетельствовал о Мне в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме”.
Павел давно хотел посетить Рим, он страстно желал свидетельствовать там о Христе, но понимал, что из-за вражды иудеев его планы расстраиваются. Но даже и теперь он едва ли догадывался, что окажется там в роли узника.
В то время как Господь ободрял Своего раба, враги Павла составляли заговор с целью убить его. “С наступлением дня некоторые Иудеи сделали умысел и заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Павла; было же более сорока сделавших такое заклятие”. Это был пост, который Господь осудил устами пророка Исаии, – пост “для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других”
Заговорщики, “придшедши к первосвященникам и старейшинам, сказали: мы клятвою заклялись не есть ничего, пока не убьем Павла; итак ныне
Вместо того, чтобы воспрепятствовать этому жестокому замыслу, священники и начальники радостно одобрили его. Павел был прав, когда сравнил Ананию с подбеленной стеной.
Но Бог вмешался и спас жизнь Своего раба. Сын сестры Павловой, “услышав о