Дефолт, которого могло не быть

Благодаря вмешательству МВФ, в пакете, объявленном 17 августа, не было заявлено никакой конкретной схемы реструктуризации внутреннего государственного долга, но финансовые рынки все равно отреагировали на него негативно. МВФ, со своей стороны, продолжал настаивать на проведении консультаций с кредиторами и на выработке какого-то взаимоприемлемого подхода, и в результате объявление предлагаемых условий реструктуризации долга по ГКО несколько раз откладывалось [196] .

Только неделю спустя правительство наконец опубликовало свои предложения относительно порядка реструктуризации. Замороженный внутренний суверенный долг составил 265,3 млрд рублей (42,2 млрд долларов по курсу на 14 августа). В обороте остались ОФЗ на сумму 75 млрд рублей со сроками погашения в 2000 – 2001 гг.

Фондовый рынок за неделю упал еще на 29%. Имелись серьезные сомнения по поводу того, удастся ли удержать обменный курс в пределах нового валютного коридора. (Курс рубля на межбанковском рынке снизился к 19 августа на 10%, с 6,3 до 7 рублей за доллар, а с рук доллар продавали уже за 9,5 рублей и больше.) Валютные резервы сократились до 14 млрд долларов. ЦБ наращивал ликвидность коммерческих банков с целью облегчить положение, и в результате давление на рубль увеличивалось еще больше.

Камдессю 19 августа проинформировал Совет директоров МВФ о сложившейся ситуации и указал, что российский финансовый кризис, несомненно, явился событием крайне экстраординарным не только для России, но и для МВФ и даже для всего мира. При этом он подчеркнул, что хотя МВФ и продолжал тесно взимодействовать с властями в период подготовки чрезвычайных мер, объявленных 17 августа, решения и о конкретном содержании, и о сроке объявления этих мер власти принимали сами.

Далее Камдессю сказал, что МВФ выступал за принятие иной стратегии. Во-первых, недобровольная реструктуризация пагубна не только для кредитоспособности России, но и для глобальной финансовой системы. Во-вторых, если девальвация призвана обеспечить успех монетарной и фискальной политики, то тогда необходимо сначала полностью выработать такую политику и уже потом в ее контексте рассматривать проведение девальвации. В-третьих, лучше всего было дождаться, пока Дума завершит рассмотрение полного пакета законопроектов, согласованных правительством в июле, и только потом принимать чрезвычайные меры. Но власти уже не могли ждать, решительные шаги необходимо было предпринимать немедленно. Тесное взаимодействие с ними было продолжено для того, чтобы минимизировать возможные пагубные последствия этих шагов.

Камдессю также отметил, что любая девальвация есть не просто признак ошибочной экономической политики, а признак системного сбоя. Фишер в связи с этим обратил внимание Совета на то, что августовский кризис ознаменовал собой грандиозный провал поддержанной МВФ российской экономической программы.

В начале недели Одлинг-Сми улетел из Москвы, а ему на смену приехала срочно собранная миссия фонда. Перед этой командой была поставлена задача помочь российским властям минимизировать негативные последствия кризиса. Встреча с Чубайсом, состоявшаяся 19 августа, не дала представления о том, как будут построены переговоры с кредиторами. На следующий день состоялась беседа с Алексашенко о положении банков. В тот же день ЦБ объявил, что личные вклады граждан, находившиеся на счетах в российских банках, будут гарантированы при условии их перевода в Сбербанк. Дума собралась на специальную сессию, но никакие законопроекты рассматривать не стала, посвятив все время критике правительства. Само правительство пребывало в состоянии паралича, Кремль безмолвствовал. Никто из тех, с кем мы встречались, не работал над какими-то планами. Повсюду царила атмосфера упадка и ощущение грядущего хаоса.

Остававшийся вице-премьером и главой ГНС Федоров, единственный из всех, пытался как-то решать проблемы и договариваться о реструктуризации долгов по ГКО, но он не располагал всеми необходимыми данными для расчетов. Например, на встрече с миссией 21 августа он утверждал, что ЦБ мог бы провести еще одну разовую эмиссию в виде целевых кредитов наиболее пострадавшим банкам и правительству для погашения бюджетных задолженностей и долгов по краткосрочным облигациям. Он признавал, что это мера инфляционная, но считал, что инфляционные ожидания можно было смягчить. Для этого, с его точки зрения, необходимо аккуратно создать мнение, что проводится разовая операция и что за ней сразу последует резкое ужесточение кредитной политики.

Первые последствия: политический и экономический аспекты