Дефицит

Обычные вопросы, обычные ответы, но главреж сказал потом: «У вас с ней отношения, учтите, между прочим, заметно». Да, но какие? Тем не менее он обрадовался ее визиту, не тому, что она оказала ему персонально внимание, а тому, что она себя подчинила. Делу подчинила, ведь им вместе работать. Переломила гордыню, спесь.

— Можно, я поставлю цветы вон в ту банку? — она кивнула на подоконник.

— Можно-можно, — отозвался Телятников, это его посуда из-под компота.

Главреж приосанился с ее появлением, голос его стал гуще, Малышев тоже приободрился, встал, подал стул гостье, воспряли мужички, словно два петуха боевых, а она спокойно ходила возле них, постукивая каблучками, хлопотала, украшала им жизнь, взяла банку, подошла к раковине, налила воды, воткнула в нее цветы, расправила, — и все изящно, опрятно, очень как-то по-женски.

— А я к вам еще и по делу, Сергей Иванович, если можно?

— Пожалуйста, Регина Петровна. — Он любезен, приветлив, он здесь хозяин, а она гостья.

— Можно было и потом, не обязательно сейчас, но я так решила. Во-первых, навестить вас, а во-вторых, сказать, что вы правы.

Он кивнул чуть заметно и ничего не сказал. Она выждала слегка и спросила:

— Вам неинтересно, в чем вы правы, вам безразлично?

Он улыбнулся и спросил, в чем же он прав?

— Но почему вы улыбаетесь? — спросила она с недоумением. — Это достаточно серьезно. — Она насторожилась, напряглась, боясь, что он снова, как тогда, отпустит что-нибудь ядовитое.

— Все просто, Регина Петровна, я рад, что вы пришли, вот и улыбаюсь. Красивое у вас имя, между прочим, — Королева. Гуттэ регис Дание, помните? Капли датского короля.

Это ей не понравилось — какие-то капли, опять! Малышев в своем репертуаре.

— Я решила повременить с заявлением. Вы знаете, о чем я говорю.

Прежний Малышев спросил бы с ехидцей: «Вы решили? А может быть, за вас решили?»

— Напрасно. Это я был неправ, погорячился, — сказал он сразу после ее слов, не совсем осознанно. Она смутилась, а он повторил уже осознанно: — Я поступил неверно, извините меня.

Тут вмешался Телятников:

— Прошу прощения, я совсем забыл, мне на токи Бернара. Склероз, извините великодушно. — Говорил он, играя и даже переигрывая, чтобы можно было понять и оценить, как он мило лжет, старясь оставить их наедине.

Данилова встала, отодвинула свой стул с прохода, затем, когда Телятников вышел, уже не садилась, отошла к окну на балкон и, заложив руки назад, оперлась о подоконник.

— Кажется, я опять вам не угодила, — сказала она холодно. — Вам так трудно угодить, между прочим. — Отошла подальше, чтобы легче на расстоянии перенести его колкости, на которые он всегда горазд, особенно по отношению к ней, испуганно ждала, чего он еще нагородит, — капли, видите ли, датского короля!..

А ему вспомнилась злосчастная барокамера и рассказ про случай не то в Ташкенте, не то в Чимкенте. Как она мило, с чисто женским страхом перед техникой рассказывала, увлеклась, забыла и свои прегрешения и козни Малышева, была искренна и беззащитна, а он ее — льдиной своего сарказма. Ну не зануда ли?

— Я решила повременить. Я еще слишком мало работаю на новом месте, вы правы. — Она боится его, но пришла сюда не подпевать ему, показывать свои лапки кверху. Пусть он брякнет что-нибудь снова, она вытерпит. — Я подам заявление обязательно, только потом. Через год или через два. Или я опять, по-вашему, не права?

— Вы правы, Регина Петровна, вы очень хорошо сделали, что пришли. Этим вы доказали, что я был не прав. — Он говорил с расстановкой, подбирая слова. — У вас есть силы переломить себя, и есть убеждение, что так надо для общего дела. Сам я так не всегда могу, к сожалению. Вы мне преподали урок, поверьте. Вы очень мне угодили, да и себе тоже.

— Мне даже не верится! — она нервно отрывисто рассмеялась. — Я ждала, вы будете спорить и осуждать меня снова… — Она, скрестив руки перед собой, взяла себя за плечи, очень женственно, будто замерзла после купания. — Ну а как вы себя чувствуете, Сергей Иванович, уже получше?

— Во вторник будем оперировать Леву Кима. Юноша в четвертой палате, вы его знаете, художник. Удалим легкое. Вы поможете?

Она сжалась вся, плечи приподняла, будто он ее ударил.

— Вы приглашаете меня, как специалиста по удалению обеих… обоих!.. — Она смешалась, замахала руками перед собой. — Не знаю, как правильно сказать!

— Нет, Регина Петровна, я приглашаю вас без всяких-таких намеков. — «Все-таки болен, не слежу за словами, горожу, что попало». — Будем оперировать вместе.

— Спасибо…

— Я хочу, чтобы вы убедились, что я не деспот.

— Я с удовольствием… я знаю.

Он забыл, навсегда забыл про эфирный наркоз и термокаутер, а если кто-нибудь вспомнит, то он Регину Петровну Данилову будет защищать и отстаивать. Перед той же Кереевой, случись что-нибудь с мужем Даниловой…

— Мне, наверное, пора уходить? — спросила она, как школьница спрашивает учителя. — Я вас утомила, наверное?

— Нет-нет, Регина Петровна. Мне теперь легче, я буду о вас хорошо думать.

— Я тоже… я постараюсь.