Дефицит

— А я все хожу. По инстанциям. Желаю вам сюда больше не возвращаться.

Разумеется. Просто нелепый случай. Шел-шел и споткнулся… головой. Сердцем. Натурой своей споткнулся о действительность. Подсказать надо кардиологам, чтобы вместо «аритмии» писали «сердечный спотыкач», чем плохо? Старые терапевты были поэтами, при болезни почек выслушивали «похоронный звон брайтиков», а у прокаженных отмечали «фацес леонина» — львиный лик, гордиться можно. Впрочем, опять мелочи…

Копились они копились, образовалась куча, он споткнулся о нее и слегка расшибся. Мелочи были и будут, важно, чтобы ты больше не спотыкался. Увидишь — перешагни и шагай себе дальше, не спеши разгребать всякий навоз, ты не петух и не искатель жемчуга. Либо врежь такого пинка, чтобы под ногами стало чисто, и не требовалось перешагивать ни тебе, ни другим. Он так, собственно говоря, и жил, по второму варианту, в результате — на больничной койке. Чего-то не учел. Либо сам ослабел, либо препятствие стало выше, тверже, и надо теперь это учесть. Как там поживает Витя-дворник, заботят ли его проблемы навозной кучи?..

Итак, с бега по утрам он перейдет на ходьбу, себя замедлит. На медленной скорости виднее подробности. Сон ему говорит — не гонись, отбросит, усмири свое хочется. Ему хочется успеть, преуспеть, а коли так, надо спешить, время не растянешь. Но можно и медленно перебрать надежды и принуждения и отбросить часть, чтобы время не так властвовало.

«Просто нелепый случай». Но есть история твоей болезни, Макен выпишет больничный лист, Алла Павловна его подпишет, заверит печатью, бухгалтерия оплатит — обрастет его криз документами, подтверждающими неслучайность. Тем не менее, криз — в архив, а он снова за дело.

Долго не идет Алла Павловна, одиннадцатый час уже, время обхода, а ее все нет. Сидит, наверное, и сочиняет выписной эпикриз, краткий роман на тему его пребывания здесь. Сегодня пятница, он покидает палату, субботу и воскресенье он посидит дома, а с понедельника трудовая неделя. Сразу же назначит операцию Леве Киму, каждый отложенный день ухудшает его состояние. Юра Григоренко регулярно докладывает о делах в его отделении. О делах дома ему никто не докладывает, тайны мадридского двора.

Катерина побывала у него дважды. «Если надо, папочка, я могу каждый день приходить». — «Не надо! Готовься к экзаменам». Если надо… Стремление навестить близких, если они в беде, должно возникать без принуждения, без всяких «если». Такой потребности у Катерины нет. Если бы лежала в больнице Марина, Малышев заставил бы дочь ходить к ней каждый день. И не потому, что так нужно Марине, а потому, что так нужно самой Катерине — для развития в себе человека из обезьяны. Не имеешь чуткости, получай ее с оскорбительным напоминанием и тащись каждый день на свидание с матерью, отдавай неразменный долг породившей тебя и вскормившей.

В одиннадцать Телятников пошел на токи Бернара и появилась, наконец, Алла Павловна. На шее фонендоскоп, под мышкой коробка с тонометром, обычные атрибуты, но сегодня в руках у нее какая-то еще папка малинового цвета. Что в ней, уже больничный лист? Без лишних слов, деловито Алла Павловна измерила ему давление — лицо внимательное, брови сдвинуты, слушает. Если давление высокое, она его не выпишет, не возьмет на себя ответственность… Нет, милая, поздно, от задержки ему здесь будет только хуже.

— Сегодня вы пойдете домой, но в понедельник — ко мне в поликлинику с больничным листом. От шестнадцати часов до девятнадцати. Вы остаетесь в полном моем распоряжении, прошу учесть. — «Если бы так…» Она свернула манжету, закрыла коробку, сложила руки на коленях. — Сколько сигарет в день?

Деловая она сегодня, официальная, без улыбки.

— Держусь на пяти, стараюсь.

— Насколько мне известно, курильщики, чем лучше себя чувствуют, тем больше начинают курить. — Посмотрела на свои руки, помолчала. — Но вам к этому не нужно стремиться. — И неожиданно попросила: — Измерьте мне давление, Сергей Иванович.

Положила малиновую папку на тумбочку, подсела ближе и протянула руку. Он вставил в уши рога фонендоскопа, накачал грушу и приложил тяжеленький кругляш фонендоскопа к ее округлому локтевому сгибу с косой синей венкой. Тук-тук-тук — нарастая, громче и громче застучало у него в ушах непонятно чье сердце, его или ее, или оба вместе? Снова накачал, послушал.

— Сто пять на семьдесят всего-навсего.

— Видите как, волнуюсь, а давление пониженное, — сказала она. — Берите пример. А вы прошлое любите вспоминать? Знаю, не любите. Меня во всяком случае вы совсем не помните. — То была шибко деловой, а то вдруг задергалась с одного на другое. — Не ломайте голову, — опять повторила она, — я вам, так уж и быть, помогу. — Взяла малиновую папку, раскрыла ее и подала ему фотоснимок. — Узнаете?