Deep Utopia: Life and Meaning in a Solved World

Фирафикс: Итак, подведем итог: вы установили (i) что мы не вымышленные персонажи, и (ii) что вымышленные персонажи заслуживают того, чтобы к ним относились с некоторой степенью морального уважения.

Тессий: Да. И надеюсь, что хотя бы один из этих выводов окажется верным!

Кельвин: Нам войти?

Тессиус: Было бы грубо заставлять ждать миллионы молекул воды.

Фирафикс: Я принесу чтение.

Федор Лис

Послание XXIII

Дорогой дядя Пастернак,

Спасибо за ваше терпение в последние пару месяцев. Теперь я наконец-то могу написать вам и ввести вас в курс дела, поскольку мои собственные усилия больше не являются столь ограничивающим шагом в происходящих событиях.

Вы помните, как мы с Пиньолиусом зашли в тупик и как мне приснился необычный сон, после которого я почувствовал, что мне нужно побыть одному, чтобы разобраться во всем.

Поэтому я отправился к морю. Этот водоем еще называют океаном, и мне говорили, что он большой, но пока не увидишь его, не сможешь представить, насколько он велик. На самом деле он кажется бесконечным, потому что, как бы вы ни напрягали глаза, вы не можете увидеть его конец, хотя ничто не загораживает вам обзор. Она начинается у ваших ног и продолжает подниматься вверх, пока не встретится с такими же бескрайними небесами, простирающимися сверху; а в середине их встречаются, без каких-либо разделительных зон или барьеров, Небо и Земля.

Все, что я могу сделать, - это описать внешние обстоятельства, а свое внутреннее состояние я не могу выразить словами.

Я остаюсь там на берегу моря на некоторое время. Сколько именно, я не знаю, но, возможно, несколько недель. И у меня начинают появляться идеи, и я кое-что обдумываю. Все вроде бы складывается в единое целое, хотя еще есть пробелы. Пробелы большие, и я не знаю, как их преодолеть. Но я начинаю понимать, что если бы их можно было преодолеть, эти конкретные три или четыре пробела, то, по крайней мере в принципе, можно было бы двигаться вперед. Теперь у проблемы есть структура, и над ней можно работать. Правильный ум, возможно, даже сможет ее решить.

В этот момент я готов начать обратный путь. Мой темп ускоряется по мере того, как я иду.

Вернувшись, я сразу же рассказываю Пиньолиусу о своих идеях. Он очень заинтересован. Мы обсуждаем пробелы. Я чувствую, как его ум захватывает задача. Во время разговора он как будто улавливает в воздухе слабые ароматы, которые я не чувствую. А потом он отправляется на свою интеллектуальную охоту за трюфелями. Я устал после этого путешествия и погрузился в глубокий сон.

Когда я просыпаюсь, солнце стоит высоко в небе, и уже почти полдень. Я слышу треск веток и шелест листьев на небольшом расстоянии. Пигнолиус вышагивает взад-вперед, взад-вперед. Я ускользаю и в одиночку съедаю завтрак: сушеного сверчка и немного кукурузы. Весь оставшийся день Пигнолиус работает, и я решаю его не беспокоить.

На следующий день все то же самое. Очевидно, он напряженно размышляет: то вышагивает взад-вперед по краю поляны, то откидывается в своем грязевом бассейне с отрешенным выражением в глазах.

На третий день он прервался и подошел ко мне, сияя. Он говорит: "Я думаю, что путь есть. Но он может вам не понравиться".

Затем он приступает к изложению плана.

Назвать это планом едва ли точнее, чем сказать, что у надежды есть крылья. Может быть, в этом выражении и есть какая-то поэтическая правда, но лучше не испытывать ее, например, прыгая с утеса Бигрока.

Однако именно этот "план" мы сейчас и реализуем. Мы хотели бы создать устойчивый социальный профицит, потому что только с дополнительными ресурсами можно добиться того, чтобы у всех было достаточно еды и свободного времени, чтобы внести свой вклад в общее благо. Придумать желаемые проекты несложно. Мы хотели бы построить инфраструктуру связи, систему здравоохранения, мы хотели бы иметь специалистов, проводящих исследования для улучшения здоровья и благосостояния, производства продуктов питания - и многое другое. Если бы у нас все это было, то качество жизни было бы лучше, и со временем оно бы еще больше улучшилось. Я не вижу никаких реальных пределов тому, насколько высоко оно может подняться. Однако мы не тратим много времени на размышления об этом, потому что трудность заключается не в этом. Сложность в том, что нет устойчивого профицита.

Мы замечаем, что избыток мог бы существовать, если бы на каждом участке земли жило меньше животных - тогда для каждого рта было бы больше еды, и чтобы набить брюхо, требовалось бы меньше времени. Мы также замечаем, что можно было бы сэкономить много времени и энергии, если бы вместо того, чтобы воевать друг с другом, мы сотрудничали. Олени могли бы спокойно пастись, не оглядываясь по сторонам в поисках волков. Птицы не тратили бы свою энергию, ссорясь из-за каждого лакомства.