Deep Utopia: Life and Meaning in a Solved World

Утопические культуры могут быть чрезвычайно сложными, а основные нити цели, которые мы определили, могут быть расплетены и переплетены в невероятно сложные социальные текстуры и гобелены. Вместо маленькой атомарной цели, произвольно передаваемой от одного человека к другому или извлекаемой из какого-то разрозненного порыва почтить или эстетически выразить что-то, утопист может вместо этого жить в жизненном мире, который богато встроен и нормативно интегрирован в ткань нормативно оцененных и социокультурно обусловленных возможностей: Так что в любой момент она испытывает нечто большее, чем разворачивающиеся мультимодальные гештальты опциональностей - различные достойные высокоразмерные направления, в которых она могла бы двигаться, чувствовать, думать и переживать, каждое из которых предполагает уникальный набор компромиссов и обещает различные проявления красоты и личных форм добра.

К сожалению, я не могу быть более конкретным в этом вопросе, поскольку это, по всей вероятности, помогло бы избежать недоразумений. Но мое зрение, увы, затуманено.

Возможно, я могу обозначить один из аспектов проблемы следующим образом, по аналогии...

Предположим, мы выберем какой-нибудь отрезок истории, скажем, столетний период существования какого-нибудь небольшого королевства несколько тысяч лет назад. По нашим представлениям, это был относительно спокойный век для этого общества - никаких больших войн, революций, чумы или голода. Теперь, если мы спросим, что "повествование" было для этого королевства в этот период, мы можем почувствовать легкую неловкость. Возможно, наш ответ будет таким: "Ну, все началось с правления Регипедункула Первого. Затем власть перешла к его сыну Регипедункулу Второму. Когда он умер, у него не осталось в живых детей, поэтому скипетр перешел к его брату, который стал Регипедункулом Третьим. Он построил новый дворец в Халлуксополисе. Конец."

Это не очень большая история. Может сложиться впечатление, что в это время мало что происходило, но это, конечно, было бы очень ошибочно. Тысячи людей вели напряженную жизнь. Каждый день в жизни каждого из них был полон восприятий, надежд, тревог, мыслей, планов, соображений, боли, наслаждений: хроники, отягощенные заботами и серьезным значением, пересекающиеся и перекрестные ссылки на аналогичные хроники других людей в их районе. Проблема повествования здесь двоякая: (а) нам не хватает подробной информации об этой далекой эпохе, и (б) даже если бы она у нас была, большая ее часть все равно была бы абстрагирована в "истории" этого царства - если под этим мы подразумеваем ключевые исторические вехи и структурные факторы, определившие его судьбу.

При характеристике жизни утопистов мы сталкиваемся с аналогичной двойной проблемой. У нас нет никакой подробной информации, и даже если бы она была, воплощенная конкретность и специфичность их жизненного опыта не была бы передана в философском рассказе о структурных параметрах их существования. Есть еще третья складка проблемы, с которой мы сталкиваемся в этом утопическом случае: утописты могут быть радикально усовершенствованы и способны на такие мысли и переживания, которые даже не могут поместиться в нашем нынешнем мозгу: тогда воображаемая пропасть между нами (такими, какие мы есть сейчас) и ими потенциально гораздо больше, чем та, что разделяет нас и наших предшественников в древности.

Поэтому мы должны быть осторожны, делая вывод из трудностей, с которыми мы сталкиваемся, пытаясь живо представить себе богатство повествования в утопических жизнях, что эти жизни обязательно будут лишены этого.

Помимо того, что утописты могут сделать для повышения качества своей будущей жизни, они также могут повлиять на то, каким именно образом будет достигнут тот или иной уровень качества. Если существует множество путей к процветанию, то их выбор и действия - в более общем смысле, их "жизненные нарративы" - могут иметь, как мы считаем, значимые последствия, определяя, какие именно цветы из всех возможных, которые можно выращивать, действительно развиваются и распускаются. Синие цветы могут быть так же хороши, как и желтые, но это не одно и то же. Возможно, такого рода значимость, возникающая при выборе между одинаково хорошими альтернативами, может быть достаточной для продолжения осмысленности в соответствии с (FT3)?

Конечно, возможности произвести "немного хуже-хорошее-после-временного-чуть-лучше" или "одно конкретное-доброе вместо другого-равноценного-хорошего" вряд ли сравнятся по смысловому потенциалу с "двадцатью семью годами в тюрьме, за которыми последовал конец апартеида и становление отцом современной южноафриканской нации" Манделы. (Не говоря уже о том, что в возрасте 90 лет, через несколько лет после ухода из общественной жизни, он добился невероятного успеха: был исключен из списка террористов Госдепартамента США).