Граф Илия, прочтя случайно в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявление, что «в Садовой улице, против Летнего сада, в Турчаниновом доме, под № 799, отдаются для дворянства покои, богато убранные и с драгоценными мебелями, помесячно и в годы внаем», поехал осмотреть, что это за покои, нашел их «довольно пристойными, со многими удобствы», с людскими, конюшнями и сараями, и нанял для себя целый этаж, куда и переехал из Демутова трактира. Черепов тоже подыскал для себя маленькую пристойную квартирку по соседству и в положенные часы утра являлся к своему шефу за приказаниями, а затем сопровождал его в манеж, где граф, наряду с другими высшими генералами, должен был обучаться шагистике, приемам с эспонтоном и всем экзерцициям нового устава. Занятия этого рода были уже не по летам старому графу и, в сущности, очень его тяготили, но отказаться от них не представлялось возможности, так как это делалось вследствие высочайшей воли, и сам государь нередко являлся в манеж во время подобных занятий, чтобы лично объяснять и указывать своим генералам новые правила воинских уставов.
Между тем в квартире графа, на половине графинюшки, шли суетливые приготовления. Харитонов-Трофимьев получил от Валуева официальное письмо, извещавшее о дне и часе, когда графиня Елизавета, а вместе с ней и сам граф Илия должны будут представиться императрице. Надо было торопиться, чтобы поспеть приготовить парадную робу, сообразно требованиям этикетного траура, подумать о куафюре и о прочих мелочах и подробностях парадного туалета. Василий Черепов как человек досконально знакомый с Петербургом по просьбе графини Елизаветы Ильиничны поскакал на Малую Миллионную к одному из лучших тогдашних парикмахеров, Фичулке, и привез его к графинюшке для консилиума[209] насчет прически, причем Фичулка несказанно удивился природной длине и роскоши ее волос, сказав ей, «в комплементу», что все его букли и шиньоны никуда не годятся в сравнении с подобным «богатством материала».
Затем поехал Черепов к одной из самых модных портних-француженок, m-me Ксавье, которая недавно еще появилась в Петербурге со своей модной лавкой и мастерской, славясь по столице репутацией богини Разума, так как про нее под сурдинку[210] ходили слухи, будто она в силу своего величественного вида и красоты, но только под другим именем была некогда избрана Робеспьером[211] и членами Комитета общественной безопасности[212] для разыгрывания роли богини Разума и разъезжала по Парижу на торжественной колеснице, принимая подобострастные поклонения и почести со стороны парижской черни. Мастерицы этой m-me Ксавье, «ради пущего спеху», были перевезены для работы даже в квартиру графа Харитонова, а сама m-me Ксавье и кроила, и шила, и примеряла, и источала целые потоки бойкой блестящей болтовни, комплиментов, пикантных намеков и маленьких сплетен из высшего дамского света, который был ей доступен с заднего крыльца в силу ее артистического вкуса и профессии. Наряд, созданный ею для графини Елизаветы Ильиничны, действительно был изящен и великолепен при всем своем траурном характере. Старуха m-me Лантини, древняя знаменитость в качестве великосветской учительницы танцевального искусства, нарочно приезжала несколько дней подряд в графской карете, чтобы преподавать молодой девушке все правила церемониальных реверансов по требованию придворного этикета.
И вот настал наконец день представления императрице.
Граф Харитонов-Трофимьев сел со своей дочерью в парадную карету и поехал во дворец, а старая нянька Федосеевна в то же самое время наняла извозчика и с трепетом в сердце отправилась к Казанской[213], нарочито петь Владычице молебен, чтобы Бог помог ее Лизутке как ни есть наилучше представиться матушке императрице.
Обер-церемониймейстер Валуев ввел графиню Елизавету с отцом в приемную залу на половине государыни.
Через четверть часа в эту залу вошла императрица Мария Федоровна в сопровождении государя, статс-дамы[214] баронессы Ливен[215] и фрейлины[216] Екатерины Ивановны Нелидовой.
Смущенная и бледная, с замиранием сердца, графиня Елизавета отдала свой первый реверанс по всем правилам, удачно усвоенным ею от m-me Лантини.
Императрица милостиво улыбнулась и сделала ей знак приблизиться.
Государь самолично представил своей августейшей супруге графа Илию и его дочь, с которою, впрочем, и сам при этом впервые только познакомился. Императрица сказала обоим несколько милостивых слов и поблагодарила графа за его испытанную уже в прежние годы приверженность ее супругу, когда тот был еще великим князем.
– Вся жизнь моя, как в оны дни, так и ныне, по самый гроб всецело принадлежит его величеству, – с глубоким поклоном отвечал Харитонов-Трофимьев.
– Нам приятно видеть вокруг себя наших добрых, испытанных друзей, – заметила государыня со своей обворожительной улыбкой. – И я надеюсь, – продолжала она, окинув взором девушку и тотчас же переведя его на супруга, – я надеюсь, государь не откажет мне в моей просьбе?…