— Слова нет, лошадь отощала. А ты думал, сладкая у нее жизнь! Если б тебя погонять верст двадцать и потом на солому поставить, ты бы подпрыгивал?!
— Да…
— Да ты ее хоть на куски руби! Клади пятьдесят пудов и не дрогнет! А ты в зубы!.. Ну?!
— А сколько ж ты хочешь?
Крестьянин держит на поводу свою белую… Она подобрала заднюю ногу, отвесила нижнюю губу и дремлет…
— Дашь тридцать?
Это, значит, лошадь и тридцать рублей додачи…
Меняются…
Возьми "токмо"…
"Токмо" — мена так на так…
— Что ты мне "токмо"? Ты смотри, что ты держишь!.. Нищего держишь, и "токмо"!..
"Нищий" равнодушно махнул хвостом…
Цыган подбегает к лошади, разжимает ей челюсти, вытягивает язык…
— Тут же во рту, господи прости, как в заднице!! А он "токмо"… Го-о-о-вори! Делом гово-о-ори же!
— Хочешь пять?!
— И то деньги!
И хлопают ладони, летят наземь шапки, висит в воздухе "мать", бегают лошади, щелкают кнуты, режет ухо:
— По-о-о-берегись!!
Это на главной лошадиной аллее, где цыгане, где барышники…
Рядом стоят возы, возле возов подсыпана земля для того, чтоб лошади стояли на возвышении, — тогда они виднее, стройнее…
Какая-нибудь "арабская" пробегает меж двух стен едко-жгучих кнутов и, подбежав обратно к возу, тяжело дышит…
Тут неопытного крестьянина так облапошат, что, приведя нового коня домой, он кричит:
— Спасите!
И ведет его на другую ярмарку, где перед ним молятся, крестятся, пробегают с лошадью, скачут, сбрасывают с него шапку, жарят его по ладони, показывают ему зубы, ноги, холку…
Крестьянин смотрит, крестится, бьет по рукам, говорит:
— Двадцать пять!
Ведет домой, а приведя, осмотрит и:
— Спасите!
И ведет на третью ярмарку…
Потом уж у крестьянина ни коня, ни денег…
Всучат ему "ревуна", а с ним и смех и горе…
"Ревун" — это лошадь с больными легкими. Когда стоит на месте, она вполне спокойна. А промчишься на ней быстро верст десять — она начинает реветь (задыхается!), как бык.
Видная лошадь, и немного додачи дал…
"Обманул", — думает крестьянин.
Скорее на воз и рысью домой!
Домой примчался…
— Трррр!
А лошадь ему:
— Б-е-е-е!
— Ой, спасите! Тр-р-р!
— Б-е-е-е!
— Ой, боже мой!
— Б-е-е-е!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Здесь не найдете обыкновенных коней…
Не кони, а:
"Лев"!
"Орел"!
"Литой"!
"Орлище"!
"Ветер"!
"Юнкер"!
Нет здесь и обыкновенных кобылиц…
"Птица"!
"Буря"!
"Скала"!
"Одна во всем мире"!
Вот вам, например, "Лев"…
— Да это ж не конь, а "Лев"… Ты посмотри только!
Идет этот "лев": задние ноги у него циркулем, а из глаз течет какая-то слизь, и ребра сквозь кожу выпирают.
— По-берре-гись!
"Лев" бежит, задними ногами за землю цепляясь… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот вам "Орел"…
На ходу на заднюю, на левую:
— Рубль двадцать! Рубль двадцать!
— Конь действительно прихрамывает… Засекся в дороге! А лошадь хорошая! Хозяйская лошадь! Орел!
А у "Орла" этого левое бедро на четверть выше правого…
"Орел"… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот запрягли "Птицу" проехать. "Птица" мастью под гречиху и худая-худая-худая…
Под хвостом у "Птицы" целая пропасть: так ее втянуло. Взнуздали "Птицу". Завязали "Птице" хвост у самой репицы.
Чтобы все было видно! Как идет! Как бежит!
— Н-н-но!
Щелк!
А из пропасти у "Птицы" только — чвирк!
— Н-н-но! (Щелк!)
А оттуда: чвирк!
С "примочкой" бедная "Птица". "Примочка" — это такая болезнь у лошадей, нервная, что ли: когда их стегнешь кнутом, у них непроизвольно выделяется моча.
Щелк!
Чвирк!
— Вот так так! С фонтаном?! Н-н-о!
Бедная гречишная! А ведь и она когда-то на лугу весело ржала!
Бегают "Орлы", "Львы", "Юнкера", "Ветры", "Птицы", "Скалы", "Бури"…
Кусают их безжалостные кнуты… Они подскакивают, спотыкаются, кашляют… . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Да ведь это жеребец! С ним возни много… Кабы он выхолощенный…
— Возни много?! "Жеребец"?! А если б тебя выхолостить? Ты не туда смотри, а на грудь смотри!.. Гора!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это конь? Мне бы жеребца!
— "Жеребца"?! Да с ним, с чертом, возни сколько!.. Глаз с него не спускай! Ты на коня смотри! Это ж конь, а не щенок!
— Что и говорить, конь добрый! Только отчего по нем "гречиха" пошла? Говорят, что это кровь порченая, если словно гречихой осыпало…
— И какая там кровь!.. Кобыла была серая, а "делопроизводитель" под гречиху… Вот и гречиха… Серым он в мать, а вот теперь от отца гречиха стала проступать… От "делопроизводителя"… Вот!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Купили, Петрович, кобылу?
— Да, купил…
— Сколько дали?
— Отдал свою рыжую, одиннадцать додачи, полкварты и пять пудов пшеницы будущего урожая…
…Сколько стоит кобыла, скажите уж вы!
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
— По-о-берегись! По-о-берегись!
— Н-н-о! Н-н-о!
— Э, эй! Э, эй!
…Бегают кони, бегают цыгане, суетятся цыганята, лают под цыганскими возами собаки, щелкают кнуты, ржут кони, ржут жеребцы…
А в воздухе "бог" с "матерью" переплетаются… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ярмарка!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Солнце жжет…
Так жжет, словно оно с квасниками "в доле"…
Просто сверлит тебя лучами и льет в грудь, в живот, в голову этот бешеный жар…