Дед

– Я-то улавливаю, – сказал Ганин и закрыл глаза. Надвинул на нос кепку, чтобы не так слепило. – Ты только будь готов это агентам объяснить.

– Сам объяснишь, – Фока сплюнул и демонстративно отвернулся.

– Тоска, – констатировал Степан.

И даже Серега, растекшийся от жары, как масло, в этот раз не нашелся, как схохмить. Возразить было нечего. Тоска.

Потом вдалеке затарахтело, задымило, и на поляну выкатился новенький желтый трактор. Когда пригляделись и поняли, кто приехал, тоска прошла.

– Вот те раз, – присвистнул Серега.

Он потянулся рукой за штанами, торопливо, прыгая на одной ноге, стал их натягивать. До этого штаны бесхозно валялись в траве: в них делалось совсем жарко, и потому Солодовников-младший предпочел с утра щеголять в огненно-красных трусах-боксерах. Трусы моментально сделались предметом шуток. Но в глубине души все завидовали Серегиной способности, не стесняясь, оголиться перед большим количеством незнакомых людей. Завидовали, но сами оставались в штанах. Страдали и терпели.

Теперь Серега, извиваясь словно уж, пытался сделать так, чтобы штаны вновь и как можно быстрее оказались на положенном месте – на нем.

Фока, не отрывая глаз от трактора, плотоядно щерился.

Степан Солодовников приглаживал ладонью рыжие редкие волосы.

Ганин думал, что у всех – коллективная галлюцинация. Других объяснений быть не могло.

И даже Виктор Сергеевич, привстав на локте, застегнул рубашку на все пуговицы, приобретя неожиданно чопорный и неуместный для окружающей обстановки вид.

Дело было в том, что трактор привез девушку. Настоящую. Из плоти и крови. И когда девушка улыбнулась водителю и легко выпрыгнула из кабины, ее сарафанчик, дрогнув, на мгновение приподнялся. В этот момент было слышно, как на поляне одно за другим лопаются от напряжения мужские сердца.

Ганину бил в глаза солнечный свет. Поэтому чудесное видение – прыжок из трактора, он пропустил.

– Что? – спросил он, щурясь. – Кто там? Красивая она?

Ответом ему была тишина. Все таращились на незнакомку, и Серега, благополучно воссоединившийся со штанами, уже налаживался знакомиться. Но, как всегда, плохие парни в амурных делах обошли хороших. Не успели и глазом моргнуть, как около девушки возник один из агентов – маслянистое лицо его расплылось в ухмылке. Девушка кивала, улыбаясь в ответ. Агент подхватил ее под руку, увлек за собой. Он энергично жестикулировал, и рот его – как видели из кустов подельники Ганина – не закрывался.

– Во льет! – восхитился Серега. – Интересно, про что?

– Ясно, про что, – ответил Ганин. – Рассказывает, как единолично геройски выкопал танк.

– А теперь, мадам, позвольте вашу ручку, я покажу вам плоды своих трудов, – прогнусавил он, кривляясь. – И ежели вы забоитесь, то не бойтесь, потому что я с вами, и танк не кусается, а ежели будет кусаться, я скручу его дуло в бараний рог. И пусть это станет поводом, мадам, отблагодарить героя объятьями и поцелуем.

Теперь Серега восхищенно смотрел уже на Ганина.

– Ловелас! – с уважением констатировал он.

– Девятый класс школы, Серег, – сказал Ганин. – Лермонтов. Герой нашего времени. Учи матчасть.

Тем временем стало ясно, что девушка и впрямь была весьма привлекательной. Тонконогая, воздушная, с каштановыми волосами, переплетенными белой лентой, – рядом с танком и агентом она смотрелась как Дюймовочка в окружении монстров. Ее хотелось спасти. Губки девушки от рассказа агента складывались в изумленное, испуганное очаровательное «о».

– Я пойду туда, – сказал Ганин. – А то этот черт наболтает сейчас.

Он поднялся, отряхнул пыль со штанин и пошел. Сбил кепку на затылок: подумал, что так вид будет более залихватский – подсмотрел эту манеру у Сереги.

– Андрей! – заорали сзади.

– Чего вам? – нехотя обернулся он.

– Пластырь с носа отдери!

– Тьфу, черт! – Ганин вспомнил, что после укуса волка он так и ходит с пластырем, наклеенным в рамках борьбы с инфекцией. За ночь и утро пластырь пожелтел от пыли и впитавшегося йода и сросся с кожей.

Отдираться пластырь не пожелал. Ганин ковырнул его ногтем, попробовал ухватить пальцами – не получилось. Он начал заводиться: взрослый мужчина не может разобраться с собственным носом, а еще вызвался кадрить девчонку. Агент, увидел он краем глаза, продолжает охмурять ее и уводить в сторону. Позориться и возвращаться к своим ни с чем было нельзя.

Наконец пластырь удалось отцепить: Ганин рванул липкую материю и зажмурился от неожиданной боли. Из глаз брызнули слезы. Нос, когда Ганин, утерев слезу, скосил на него глаза, выглядел неплохо. На кончике подсыхали две аккуратные дырочки от укуса. Кое-где коричневели остатки йода. В целом смотрелось нормально.

Он еще раз проверил кепку – правильно ли сидит, и обернулся к своим. Серега поднял в ответ большой палец: сидело правильно. Тогда Ганин развернулся и пошагал к девушке. Рубаха-парень, добрый молодец, москвич с пропиской – отказаться от такого собеседника ей будет тяжело, уверял он по дороге себя.

– Здравствуйте! – Ганин издалека поприветствовал незнакомку.

– Здравствуйте, – улыбнулась девушка.

Агент зыркнул в его сторону, словно голодный крокодил из детской сказки.