И вот мы за кулисами студенческого концертного зала на нижнем этаже Литтл-билдинг, готовим мою дорогую соседку Люси к выходу на сцену и занятию проституцией[85]. Сегодня вечером в аукционе примут участие десять человек, и каждый притащил с собой глэм-отряд, поэтому за кулисами чертовски тесно. Не ожидала, что аукцион вызовет такой ажиотаж. Я-то думала, будет какая-нибудь ерунда в формате быстрых свиданий, а не целое шоу. Происходящее больше похоже на модный показ с прожекторами, генератором дыма и навороченным диджеем.
Саша занимается макияжем Люси и уже наносит последние штрихи, Мика тем временем обдает ее сладко пахнущим облаком лака для волос.
Люси нервно протягивает мне руку.
– Я нормально выгляжу?
– НИКОМУ НЕ ДВИГАТЬСЯ! – командует Саша, и мы замираем как вкопанные. – Мне нужно очень, очень осторожно наклеить ресницы. Если я ошибусь, придется начинать все заново.
Мы задерживаем дыхание, и Саша хирургически точным движением прикладывает намазанные клеем ресницы к векам Люси. Когда она заканчивает, мы делаем шаг назад и облегченно вздыхаем. Люси выглядит идеально. Я присаживаюсь перед ней на корточки и беру ее за руки.
– Ты великолепна, детка, просто великолепна, – воркую я, словно одна из мамочек на конкурсе красоты. Я хватаю ручное зеркальце и подношу его к лицу Люси, чтобы она сама убедилась. – Только взгляни на себя! Теперь ты выйдешь и покажешь миру, какая ты умная, успешная и талантливая.
– Попу назад, грудь вперед! – встревает Мика.
– О! – Я машу руками, привлекая Сашино внимание. – У тебя есть какая-нибудь мерцающая пудра для тела?
– Конечно! – отвечает Саша. Она роется в своем чемоданчике, набитом косметикой, и достает большую круглую коробку и пушистый розовый пуф для пудры.
– А это еще зачем? – спрашивает Люси.
– Для твоих буферов. Я хочу, чтобы они сверкали.
Мы с Сашей начинаем пудрить бюст Люси. Она краснеет и отталкивает нас.
– Нет-нет. Обойдусь без мерцания, – говорит Люси. – Давайте уже закончим с этим.
Я озираюсь, высматривая помощника режиссера. Его нигде не видно. Тогда я вытаскиваю крошечную бутылочку кентуккийского бурбона из своей кожаной поясной сумки.
– Хочешь глоток для храбрости?
Я жду, что она откажется, но, к моему удивлению, она выхватывает флакон у меня из рук, отвинчивает крышку и одним махом вливает в себя все содержимое.
– Ну ты даешь, детка! – восклицаю я. – Хочешь еще?
На этот раз я достаю маленькую бутылочку водки.
– Сколько их у тебя? – спрашивает Саша.
– Хватит на всех, – отвечаю я и предлагаю по одной каждому. Мика и Саша с радостью берут, но Люси качает головой.
– Нет, мне хватит. Спасибо.
Она закрывает глаза и делает глубокий вдох. А затем, как в суперзамедленной съемке, Люси преображается прямо на наших глазах. Она расправляет плечи, неспешно встает и наконец открывает глаза.
– Вам лучше пойти занять места, – уверенно говорит она. – У меня все под контролем.
Оставив Люси за кулисами, мы с Сашей и Микой садимся в первом ряду. В то же мгновение открываются двери и вваливается приличная толпа. Зал постепенно заполняется студентами, и в конце концов не остается ни одного свободного места. Когда свет гаснет, Мика наклоняется и шепчет мне на ухо.
– Так какой план?
– Ты о чем? – шепчу я в ответ.
– О Люси. Ты бы не позволила ей подняться туда и выставить себя на аукцион вот так, без всякого плана.
Я закатываю глаза, но не потому, что его предположение абсурдно. Просто ненавижу, как Мика всегда угадывает мои замыслы.
– Нет никакого плана, – вру я.
– Детка, я тебе не верю, – говорит он, когда из динамиков доносятся тяжелые басы. Я подмигиваю ему, и Мика качает головой. Свет гаснет, шоу начинается[86].
Подсвеченный прожектором занавес отъезжает, и на сцену выходит ведущий в образе Купидона. Но это не все. Следом из-за занавеса появляется Роуз в наряде Афродиты. Представьте себе тогу вроде тех, что носили женщины в Древней Греции: два полотна струящейся белой ткани, накинутые на плечи, каскадом ниспадающие до пола и стянутые на талии. Единственное отличие между этой картинкой и нарядом Роуз заключается в том, что последний переливается и совершенно прозрачен. На ней нижнее белье телесного цвета, а грудь обнажена. Мерцающая прозрачная ткань создает эффект легкой размытости, когда Роуз скользит по сцене – абсолютно гипнотическое зрелище. У меня перехватывает дыхание. Я не видела Роуз с той ночи на лестничной клетке несколько недель назад и сейчас вижу ее в таком наряде… Ох. Она что-то говорит в микрофон: благодарит всех, кто пришел, и еще что-то насчет сбора средств. Если честно, я не слушаю. Единственное, что я замечаю, – это насколько она сексуальна.
– Проклятье, – шепчу я.
– Черт, – бормочет Мика, и я оглядываюсь на него. Он пожимает плечами: – Что тут скажешь? Она выглядит потрясно. Даже я это признаю.
– Не знала, что Роуз будет ведущей, – шепчу я Мике.
– В самом деле? Ее имя было на листовке. Это ее клуб.