Освободившийся от вражеского плена Егорий возвращается на Русь, очищает ее от порчи, вызванной чужеземным и чужеверным господством, совершает поход во вражеское государство и убивает его царя. На основании археологических данных В. В. Седов установил, что существовавший в IX в. Русский каганат, которому соответствует волынцевская культура, располагавшийся на землях южной части восточнославянских племен (где и находились Киев и Чернигов), был разгромлен хазарами, а летопись сообщает нам о дани, которую были вынуждены платить этим кочевникам поляне, северяне, радимичи и вятичи[634]. В стихе этому символически соответствует пленение Дамианищем всей семьи святого Егория. Однако ситуация кардинально меняется с приходом из Новгорода варяжской Руси: сначала Олег освобождает часть восточнославянских племен от чужеземного ига, а спустя 81 год Святослав совершает поход на Волгу и побеждает хазар во главе с самим каганом. По сообщениям восточных источников, во время похода Святослава Хазария подверглась тотальному разгрому, а ее жители — почти поголовному истреблению, что также объясняет яркую картину целого моря пролитой вражеской крови, которую поначалу не могла даже впитать мать сыра земля. Примечательно и то, что в стихе Егорий проливает «кровь жидовскую, босурманскую». С мусульманами русские воевали многократно, однако одновременно с нею пролить на поле брани кровь еврейскую они могли опять-таки только во время разгрома Хазарского каганата. Наличие в этой сцене мусульманской крови вновь соответствует исторической действительности: значительную часть войска кагана составляли мусульмане. Данная особенность опять-таки достаточно определенно указывает на историческую основу данного духовного стиха. Что касается самого Егория, то об унаследованных этим народным святым солярных черт от своих языческих предшественников говорилось уже многократно, а славянские князья вели свой род от Дажьбога, причем одно из первых свидетельств этого опять относится к эпохе Святослава. Речь идет о костяной пластинке из Белой Вежи (завоеванного хазарского Саркела), на одной стороне которой был изображен знак Рюриковичей, а на другой — дневное светило (см. рис. 6). Этому отождествлению в еще большей степени могло способствовать то, что характеристика Егория как святого на фонетическом уровне перекликалась с самим именем Святослава, разгромившего хазар и убившего их кагана. Само же прозвище святого — Храбрый — также указывает на принадлежность его прообраза к воинскому сословию, а с учетом того, что на протяжении Средневековья оно неоднократно относилось к князьям (как, например, к Мстиславу Храброму или же в целом как характеристика «храбор на рати» — так восторженно отзывались летописцы о личных качествах своих правителей) или представителям высшего слоя общества (Вадим Храбрый, упомянутый Никоновской летописью как противник Рюрика, или воевода Дмитр Хоробрый, о котором под 1171 г. говорит Ипатьевская летопись), то, вполне вероятно, им мог быть и сам князь.
Таким образом, на основании всех этих многочисленных совпадений можно утверждать, что историческую основу духовного стиха о пленении и освобождении Егория Храброго, убившего затем вражеского царя, составляют воспоминания о разгроме хазарами Русского каганата, обложение данью южной части восточнославянских племен, возможное сочетание политического порабощения с попыткой порабощения духовного, и их последующее освобождение пришедшей с севера русской варяжской дружиной, кульминационным моментом которого стал разгром Святославом Хазарии. С течением времени все эти длившиеся почти целое столетие события слились в народном сознании в одно предание с одним главным героем, солярные черты которого роднили его с их правителями. Об определенной преемственности между доваряжскими правителями Русского каганата и пришедшей с севера новой варяжской династии говорит и тот факт, что, начиная как минимум с сына Святослава Владимира, Рюриковичи принимают императорский титул кагана, принадлежавший их предшественникам на восточнославянском юге.
Другие примеры имперского самосознания
В еще большей степени имперское сознание проявляется и в былинах, созданных в эпоху Киевской Руси и бережно сохраненных народом вплоть до XX века. Один из памятников этой устной традиции начинается следующим образом: