Дажьбог - прародитель славян

Аналогичную, по сути, идею высказывает в своем обращении к соратникам и главный герой «Слова о полку Игореве»: «О дружина моя и братья! Лучше ведь убитым быть, чем плененным быть…»[478] И эта устремленность к свободе была присуща не только княжеско-дружинной аристократии, но и рядовым воинам. Так, например, уже в ХVII в. французский инженер Боплан так характеризует простых украинских казаков: «Козаки смышлены и проницательны, находчивы и щедры, не стремятся к большим богатствам, но больше всего дорожат своею свободою, без которой жизнь для них немыслима…»[479] Та же самая устремленность была присуща и большей части русского народа, о чем красноречиво свидетельствует вся его история. Что касается внешней зависимости, то лишь один раз его удалось покорить пришедшим из Азии кочевникам, а после свержения татаро-монгольского ига ни одному захватчику, каким бы он сильным ни был, ни разу не удавалось поработить наших предков. Сложнее дело обстояло с внутренней зависимостью, но и от крепостного права значительная часть людей бежала на юг к казакам, на север или в Сибирь. Таким образом, мы видим, что с древнейших времен стремление к свободе, ее жажда проходит красной нитью через всю историю нашего народа, что делает весьма вероятным предположение, что некогда это важнейшее понятие было положено в основу своего самоназвания нашими далекими предками.

Три идеи, лежащие в основе самоназвания славян: слово

Вторым, на сей раз абсолютно бесспорным, как было показано выше, самоназванием наших предков было слово словене. Хоть целый ряд исследователей, в том числе и достаточно крупных, и не разделяет данной точки зрения, данное племенное самоназвание, скорее всего, было образовано от понятия слово и, соответственно, словенами были «люди, говорящие ясно, понятно». Как отмечал О. Н. Трубачев, самоназвание славян правильнее производить не от существительного слово, а от глагола слово, слути — «понятно говорить». О возможности подобного словообразования в славянском языке для обозначения группы людей по принципу производимых ими звуков и притом, что особенно важно, с помощью точно такого же суффикса, свидетельствует и более позднее др. русск. кличанинъ — «тот, кто на охоте криками и шумом пугает зверей». Еще одним весомым доказательством правильности понимания нами истинного значения этого смыслового пласта самоназвания славянских народов служит обозначение ими своих западных соседей немцами, буквально «немыми», в переносном значении «непонятно говорящими людьми». В обоих случаях для определения крупных племенных общностей наши предки использовали критерий их способности либо неспособности говорить, владеть человеческой речью. Весьма примечательно, что в готском языке нам встречаются глаголы slawan — «молчать, быть немым» и gaslawan — «умолкать», достаточно точно совпадающие с самоназванием славян. Зеркально соответствующие друг другу лингвистические данные показывают нам ситуацию взаимного отчуждения соседних индоевропейских народов, когда немцы для славян превратились в немых, а славяне, соответственно, — в молчащих для столкнувшегося с ними германского племени. Данная ситуация обозначения племенной общности в зависимости от наделенности или ненаделенности ее способностью понимать речь находит свои аналогии и в других регионах индоевропейского мира. Так, например, албанцы сами себя называют shkipetar, причем само это слово образовано от глагола shkiponj — «понимаю». С другой стороны, в литовском языке встречается понятие guadal — «гуды» — «не обладающие нашей истинной речью», обозначающее в зависимости от контекста либо белорусов, либо часть самих литовских племен. Хоть не абсолютно точной, но достаточно близкой параллелью является и хорошо известная этимология слова варвар, с помощью которого древние греки обозначали представителей всех других народов, речь которых была им непонятна. Само оно было образовано из звукоподражания «бар-бар», т. е. «непонятно говорящий или непонятно болтающий». В очередной раз отсутствие речи или ее непонятность становится решающим критерием для этнического обозначения чужака. Практически полную аналогию обозначения чужестранца как немого мы видим и в Древней Индии. Как отмечает Р. Шарма, некоторые тамильские правители нанимали римских солдат в качестве своих телохранителей, и, поскольку они общались с местным населением на языке жестов, туземцы называли римлян немыми.