Дажьбог - прародитель славян

(Источник: Куличиħ Ш., Петровиħ П. Ж., Паптелиħ Н.

Српски миталошки речник. Београд, 1970)

Другие фольклорные свидетельства о солнце как об отце

Если «Повесть о Петре и Февронии Муромских» была создана в Средние века, то другие свидетельства о происхождении нашего народа от дневного светила относятся, можно сказать, почти к нашему времени. Это не только сверхобилие солнечной символики, пронизывающей почти все стороны традиционного крестьянского быта XIX — начала XX в., указывающей на некую глубокую сопричастность использующих ее людей с дневным светилом, но и памятники устной традиции. Так, по свидетельству Б. Шергина, еще в XX веке архангельские поморы прямо называли солнце своим отцом. Вот как на севере Руси проходила встреча дневного светила после полярной ночи:

Кланяемся солнцу-то:
— Отец наш желанный, здравствуй!
Радость ты наша, солнце красное!
Да в землю ему, да в землю[450].

Если поморы жили на севере восточнославянского мира, то у живших на его юге украинцев была записана дума «Плач невольников», где описывается, как угнанные в плен люди

Вверх руки поднимали,
Господа милосердного просили и умоляли:
«Господи милосердный, пошли на небо
ясное солнце-мать,
Пускай будут кандалы на ногах ослабевать…»[451]

Как уже отмечалось, в отечественной традиции солнце могло восприниматься и как мужское, и как женское начало. Однако, какой бы пол ни приписывался дневному светилу, два последних приведенных примера объединяет одно: как поморы на севере, так и украинцы на юге воспринимали солнце как своего прародителя, прямо называя его отцом либо матерью. Таким образом, различные следы этой идеи нам встречаются не только в детском, но и в отечественном взрослом фольклоре. Коль уж речь зашла о вариативности пола солнца, стоит вспомнить приводившиеся во второй главе примеры обрядовых песен, в которых дневное светило соотносилось то с главой семейства, то с его женой. В свете рассматриваемого в этой главе основного мифа славянского язычества особый интерес представляет следующая песня:

Что в первом терему красно солнце,
Красно солнце, то хозяин в дому,
Что в другом терему светел месяц,
Светел месяц, то хозяйка в дому,
Что во третьем терему часты звезды,
Часты звезды, то малы детушки;
Хозяин в дому, как Адам на раю…[452]

Весьма показательно, что в данном варианте хозяин соотносится не только с солнцем, но и с Адамом, бывшим, согласно библейской традиции, прародителем всего человечества. Встречаются примеры сопоставления солнца с отцом и в свадебном фольклоре. Так, перед бракосочетанием в Вологде невеста в песне так обращалась к своему родителю:

Государь ты мой батюшко,
Мое красное солнышко!..[453]

Представление об отце-солнце в более поздних былинах могло переноситься и на Владимира. Так, например, былина «Скопин» начинается следующим образом:

Во стольном во городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира,
Заводился пир, право, почестей стол;
<…>
Собиралися все они, съезжалися
Да к солнышку-батюшку на почестей пир[454].

Понятно, что под «солнышком-батюшкой» имеется в виду все тот же киевский великий князь, однако в данном тексте более древний мифологический образ оказывается приурочен к Владимиру Красно Солнышко. С дневным светилом мог соотноситься не только отец, но, как было показано в четвертой главе, жених либо, как в украинской песне, милый женщине казак:

За тучами громови сонечко не сходит,
За вражими ворогами мій милий не ходить[455].

Подобно тому, как грозовые тучи закрывают собой солнце, так и враги лишают женщину присутствия любимого. Как уже отмечалось в предыдущей главе, в сербской песне «Предраг и Ненад» с «солнцем ясным» сравнивался также простой юнак. В восточнославянской свадебной песне подчеркивается параллелизм между дневным светилом и женихом:

Колесом сонечко на гору йде,
Колесом яснее на гору йде;
Полком молодой на посад іде,
Полком Ивашко на посад іде[456].