Давным-давно

— В буквальном смысле это не обязательно должны быть цветы и конфеты, — быстро говорю я. — Просто нам нужно проводить время вместе. Мне нужно узнать человека, в которого я влюбилась семь лет назад. Хочу узнать тебя, Эдвард, а не принца Ателии.

На этот раз он улыбается — настоящей, искренней улыбкой, отличающейся от тех, что он одевает своей княжеской маской.

— Полагаю, я должен быть расстроен или даже разочарован, что ты хочешь подождать, пока мы не узнаем друг друга снова. Но Кэт, — он протягивает руки и берет обе мои. — Одна из причин, почему я люблю тебя, — это то, что ты никогда не заботилась о короне, которую я ношу. Твоя просьба не торопиться, чтобы узнать меня, только успокаивает меня, что не изменю свои чувства. Во всяком случае, это заставляет меня хотеть тебя больше, чем когда-либо.

Глава 19

Теория Эдварда работает. Моя память возвращалась ко мне кусочек за кусочком с тех пор, как начала посещать все те места, что были мне знакомы еще семь лет назад. Это очень весело, так как могу увидеть все, о чем читала в «Страшной сводной сестре». Побывала в теплице и встретилась с настоящим Галеном, отправилась в частный сад Эдварда и нашла его таким же красивым, каким он был описан в книге, и каталась по городу в карете с Бертрамом в роли кучера.

Хоть сказала Эдварду, что цветы и конфеты не нужны для нашего «ухаживания», он решил пойти дальше и завалить меня цветами и шоколадом. Вероятно, потому что цветы — это в его компетенции, и он знает, что я очень люблю шоколад, так же как горячие сэндвичи с ветчиной и сыром и ароматный чай с молоком молочным.

Однажды, когда я приступаю к написанию утомительных нудных писем и чтению газет, нахожу на своем столе огромную коробку конфет.

— Этого должно быть достаточно, чтобы накормить армию, — бормочу я, приняв решение поделиться ими с Амелией и Мейбл. Не смогу съесть все это одна.

Как только открываю коробку, которая великолепно завернута в красные ленты и многослойную бумажную обертку, воспоминания мелькают в моей голове. Вспоминаю, Бакенбард Сидни, одного из женихов Бьянки, и как предложила ему отправить Бьянке шоколадных конфет, которые в конечном итоге сама же и съела. И когда откусываю один нежный трюфель в форме розы, еще больше воспоминаний приходят ко мне, например, как я пытаюсь придумать способы насолить Бьянке, в результате она настолько окружена вниманием других женихов, что у нее нет времени, чтобы охотится на Эдварда. Это как Пруст обмакнув Мадлен Торт на чай и воспоминания о прошлом возникают в его сознании, только в моем случае, это гораздо менее романтично.

Хихиканье и визги доносятся из моей спальни. Это должны быть мои служанки — они приходят ежедневно, чтобы оставить чистую и выглаженную одежду. Беру наполовину открытую коробку и иду в спальню.

— Принцесса! — улыбка Мейбл расширилась, и она указала на мое покрывало. — Приходите и посмотрите, что сделал для вас Его Высочество!

Что-то в ее хихикающем лице говорит мне, что это может быть не такой уж чудесной вещью, по крайне мере в моем понимании.

Но мое любопытство задето, вручила ей коробку. Хорошо, что сделала это, потому что, возможно, уронила бы шоколад. Масса малиновых лепестков роз выложена в форме сердца на кремовом покрывале.

— Что… — когда он прокрался в мою спальню? Наличие цветов в спальне не ново. Каждый день нахожу новые вазы, размещенные в углах и на столах, переполненные лавандой, фиалками и звездными огоньками. Но это… Я чувствую, как сползаю под кроватью, чтобы скрыть свое смущение.

— Принц такой романтичный, — вздыхает Мейбл. — Не ожидала, что он знает, как выглядит форма сердца. Он всегда выглядит таким серьезным. Разве вы не очень счастливы, Ваше Высочество? Я бы подпрыгнула до Луны, если бы мужчина сделал такое для меня.

— Пришло время вытащить ковры для хорошей тряски, — говорю я, но уверена, что мое лицо горит. Только Амелии удается держать бесстрастное лицо, хлопковый платок привязан к ее лицу. Позже узнала, что у нее аллергия на цветы. Иногда мне кажется, что гоблин заколдовал ее, уничтожив каждую романтическую черту в ней.

Но это не просто цветы и конфеты. Конечно, эти жесты очень милые, но нет ничего лучше, чем проводить время с Эдвардом. Поскольку моя память постепенно возвращается, Эдвард перестал пичкать меня культурой Ателии и заменяет ночные уроки ночными разговорами. Мы сидим в моем кабинете — он сидит на диване, я на подоконнике и разговариваем. Наконец, узнала, сколько ему лет (двадцать два, к счастью, не намного моложе меня), и когда у него день рождения. Он рассказывает мне о своем детстве, о его учителях, о дружбе с Генри, и даже о неуверенности в себе, когда был в тени своего старшего двоюродного брата, Филиппа.