Большим удовольствием было участвовать в приготовлении даже не знаю, как точно назвать, в общем, чего-то среднего между маленькой лепешкой и печеньем. Лепешкой потому, что она была толщиной не менее одного сантиметра, а печеньем потому, что оно было сладким и круглым. У нас было, да и сейчас где-то лежит, специальное приспособление из нержавеющей стали: некоторое подобие очень маленькой, диаметром сантиметров семь, миски, с квадратным отверстием во дне, с двух противоположных сторон были приподнятые над дном полоски, в которые, как в пазы, вставлялась металлическая полоска, на которой были вырезаны отверстия: силуэт елки и др. Бабушка скатывала из сладкого теста шарик, это шарик накрывался вышеназванным приспособлением и плотно прижимался им, после чего приспособление поднималось и откладывалось, а на поверхности уже не шарика, а то ли лепешки, то ли печенья оставался выпуклый силуэт елки и т. п. Такие лепешки-печенья выкладывались бабушкой на промазанный бабушкой противень, который она помещала в духовку.
Вообще выпекать лепешки-печенья мы прекратили уже в «сером» доме, после я часто предлагал маме повторить их, но все как-то у нас «руки не доходили» …
Не могу не сказать, что бабушка и мама кулинарным искусством владели в совершенстве. Их холодцы и заливная рыба– это было что-то! Особенно нравились мне приготовленные ими холодцы из свиных ножек. Вываренные со срезанными с них мясом, суставы и косточки бабушка и мама всегда отдавали мне, и я с удовольствием не только слизывал с них уже чуть загустевший жирный мясной бульон, но и, выбив из полых костей так называемые плотные и жирные «мозги», съедал их.
У бабушки я научился выращивать в домашних условиях репчатый лук «на перо». Перед глазами так и стоит такая картинка: освещенный через чисто вымытое оконное стекло солнцем белый подоконник, а на нем на верхних гранях низких стеклянных баночек «сидят» крупные светло-коричневые, чуть-чуть красноватые луковицы, из которых вытянулись темно-зеленые толстенькие плотно сомкнутые различной высоты ростки – луковые «перья»; а внутри баночек в воде – сгустки мочковатых белых тонких корешков. Почему-то мне кажется, что это ранняя весна … «Перья» мы, естественно, ели, они были сочными и не жесткими. Это, как мне теперь понятно, был наш «оконный витаминный огород». Иногда, возможно, когда уже начинавших прорастать луковиц было много и баночек не хватало, бабушка помещала луковицы во влажные комки ваты, периодически смачивая эти комки ее по мере того, как они подсыхали.
Я любил смотреть в окно, особенно в комнате. Обычно, придвигал к окну стул, забирался на него и облокотившись на подоконник, рассматривал Октябрьскую улицу, такие же из красного кирпиче дома напротив, аэростат, который довольно часто висел в небе, слева, там, как я знал, находился завод, на котором до выхода на пенсию работала бабушка. В небе над домами всегда летало большое количество птиц, это были, очевидно вороны, большие черные. Когда бабушка была рядом, она сажала меня на подоконники показывая мне на стаи птиц что-то приговаривала. Начало не помню, помню только окончание: «… и мне денег мешок».
После стола в проеме от окна до правой стены стояла плита, о которой я уже рассказывал. Далее по этой стене, если я не ошибаюсь, была раковина с таким же краном, как и над раковиной в ванной. Именно над, потому что и на кухне, и в ванной краны были не вмонтированные в раковины, а возвышались над ними, видимо, были установлены на прикрепленные к стенам трубы холодного водоснабжения.
С плитой у меня связано и следующее воспоминание. У меня, как и у всех в моем возрасте, время от времени выпадали «молочные» зубы. Я подбирал выпавший зуб, бабушка в каждом таком случае просила меня встать спиной к плите и бросить через мое же плечо, не помню какое, выпавший зуб, и при этом что-то произнести. Что-то потому, что я текст не помню, помню только в нем что-то было про мышку и «зубок».